Admin - kim kapari XXS

Господи, какой же идиотский у меня вид с эти­ми короткими волосами! Чувствую себя отврати­тельно! Каждый воспитатель говорит, что так луч­ше, и это еще больше выводит меня и* себя.

Если я сильно похудею, то меня снова начнут контролировать во время еды. Но это случится при 47 килограммах. А до этого еще далеко.

Понедельник, 30 ноября 1998

В общем, с девятого числа я хожу в эту самую экономическую школу. Весь мой класс ненормаль­ный, и это еще мягко сказано. Нас шесть девочек

и двадцать четыре парня. Четыре девицы неве­роятно жирные. Только мы с Флорой выглядим бо­лее или менее неплохо. По крайней мере, весим меньше семидесяти килограммов. Поэтому четы­ре остальные бабищи явно недовольны. Они нас просто ненавидят. Парни ведут себя как находя­щиеся в переходном возрасте бегемоты, топчут все подряд в том числе и чувства других, хорошо хоть не мои. Два парня вполне ничего, один даже боль­ше чем ничего (Симон). К ним можно обратиться и при случае поговорить как с людьми и даже по­лучить от этого удовольствие. Итак, Флора, Симон, Йонас и я все время держимся вместе и надеемся, что однажды Произойдет чудо и наш класс станет нормальным. А вместо этого наши бабы придумали сочинять для некоторых одноклассников сокраще­ния, которыми пользуются, оскорбляя кого-нибудь при всех. Происходит это примерно так: «Иииии, ты уже видела штаны ГК? А что это сегодня РД так задается? Ииииии!»

Видимо, ГК — это «глупая корова». Понятия не имею, кого они так называют. Честно говоря, мне глубоко плевать. Я только постоянно на полном серьезе задаю себе вопрос, куда я попала. В девя­тый класс школы или в детский сад?

С тех пор как у меня есть бухучет, я знаю, что совсем не обязательно ненавидеть математику. Математика здесь полная расслабуха, потому что

учитель позволяет нам делать все что угодно, а на самостоятельных и контрольных постоянно выходит покурить. Когда возвращается, спраши­вает: «Ну что, успели списать?» Я ничего не вы­думываю, это на самом деле так. Забавно, что именно мне, самому великому врагу математики на свете, достался как раз такой учитель. Но за­то, как я уже сказала, у меня есть бухучет, а это уже полный отстой.

Каждый день с 15.00 до 18.00 мы должны си­деть в комнате самоподготовки и делать вид что занимаемся. Обычно я пишу письма, привожу 220в порядок ногти или делаю еще что-нибудь не менее полезное. Учить бухучет не представляет­ся возможным, потому что я понятия не имею, что именно там надо учить.

Воспитатели меня раздражают, а с Вивиан мы недавно так разругались, что она швырнула об стену мой будильник. А речь-то шла всего-навсе­го о каких-то смешных двух с половиной марках.

Вечером я практически никуда не хожу, пото­му что это не имеет смысла.

Пятница, 4 декабря 1998

Я обжилась и чувствую себя здесь достаточно хорошо. У меня появилось чувство безопасности, надежности, я вижу, что обо мне здесь заботятся

и мной интересуются. Теперь уже я томно знаю, кто мне нравится, а кто нет. Янос мой самый лю­бимый воспитатель. Если он здесь, то день удал­ся. С ним я могу поговорить обо всем как с нор­мальным человеком, может быть потому, что из воспитателей он самый младший. У него есть ма­ленький сын, наверное очень хорошенький! Наде­юсь, малыш никогда не станет похожим на этого монстра Консти. Очень опасно, если Янос чем-то недоволен, поэтому я стараюсь не портить ему на­строение. Когда, например недоволен Луис, то это не так страшно, можно перетерпеть. Но меньше 0- всего мне мешает плохое настроение Эрвина. Здесь я могу только посмеяться. Битых шестнадцать лет он был офицером Бундесвера, а полгода назад при­строился у нас воспитателем. Эта профессия со­всем не для него. Мне его даже немного жалко, по­тому что никто не воспринимает такого воспитате­ля всерьез.

Адела очень симпатичная, но у нее нет ника­кого влияния. Скажет что-нибудь, и все идут де­лать по-своему. Время от времени мы хихикаем над ее перекрученными шерстяными колготками.

А вот Карлотту я ненавижу. Нет, неправильно, я ее не ненавижу, я ее боюсь. Все дело в том, что просчитать ее поступки невозможно. Не далее как позавчера мне пришлось объяснять ей, поче­му я не причесала волосы щеткой. А ведь я так

долго их причесывала (правда, расческой)! Но она-то настаивала, чтобы я объяснила, почему не сделала этого щеткой. Если не приходит в го­лову какое-нибудь устраивающее ее объяснение: «Когда у меня разлад во внутреннем мире, я тут же перестаю уделять самой себе достаточно вни­мания; я знаю, что так делать нельзя, но для это­го мне следует больше говорить о своих чувствах», тогда тебя целыми днями и неделями будут выставлять на всеобщее обозрение и сво­дить с ума. Кроме того, Карлотта умеет орать так, что волосы встают дыбом, а кожа покрывается мурашками. Я сразу же заметила, что ответные вопли не помогут. Здесь требуется уважение и покорность.