Янос совсем другой, он как старший брат. Если бы я захотела, я бы могла влюбиться в его зад. Но меня не тянет влюбляться в чей-то, пусть и весьма выразительный, зад.
Сегодня мы с воспитателями идем гулять в лес. Здесь это называется «групповое мероприятие». Было бы очень скучно, но, к счастью, мы мало знакомы, поэтому куча времени ушла на то, чтобы четыре раза поведать собственную историю и выслушать восемь чужих. Это совсем непросто, при таком количестве новых лиц и историй соотнести их друг с другом.
Сначала я разговаривала с Катей, толстой несимпатичной девахой. В первые же пять минут она успела поведать, что была беременна и сделала аборт. А потом еще показала и шрамы на руке. Шокировать меня это не могло, потому что, во- первых, я и сама этим занималась, а во-вторых, в клинике я видела сотни таких, кто успел разре-
зать себе руки. Похоже, что Катя очень гордится своими ранениями. В то время как я постоянно пытаюсь как можно лучше спрятать свои шрамы, эта корова носится с ними и приветствует каждого словами: «Привет, я Катя, вот это мои глубокие раны, а ты кто?» Такое поведение не может не отталкивать.
Ангелина — девочка со светлыми локонами и голубыми глазами. Ей всего четырнадцать, но она мне нравится. Похожа на ангелочка, так и хочется ее потискать. Но я уже знаю, что она совсем не ангелочек. У нее за спиной восемь лет детского _ Лр. дома. * 307
Мне кажется, что с двумя девочками не всё в порядке. Я имею в виду Франку и Елену. Как только на горизонте появляются особи мужского пола, они начинают очень громко смеяться. А так только и делают, что кудахчут: «У тебя тушь смазалась! Ничего если я сотру ее своими слюнями? А вот у меня тушь водостойкая!» И ничего больше. Они из тех, с кем ни при каких обстоятельствах нельзя вести нормальный человеческий разговор. Обе перекрашены в блондинок и сильно намазаны. Одной пятнадцать лет, второй шестнадцать.
Самый старший — Давид. Тоже побывал в психушке. Кажется достаточно умным и образованным, и хем не менее не какой-нибудь задавака, а клевый парень. Мы с ним долго разговаривали.
и у нас даже нашлось кое-что общее. Например, травка. Но он уже успел попробовать кокаин. Хорошо хоть в этом мы разные.
Тут есть парень по имени Рональд он настоящая шиза, по крайней мере выглядит и ведет себя соответственно. Рассказал мне, что хочет разводить кактусы, и перечислил штук десять латинских названий тех кактусов, которые стоят на балконе у его родителей. Остальные его игнорируют, но мне паренек очень даже понравился. У него насильственный невроз, он тоже был в клинике. До сих пор может повторить наизусть «UO текст, написанный на бутылках с яблочным соком, который давали в психушке. Я так рада, что у меня нет навязчивых идей, я бы сошла с ума. Но мне можно не забивать свою бедную голову фразами типа: «Ингредиенты: сахар, 70 % фруктового нектара, аспаркам, витамин С напиток изготовлен на основе фруктового сока», в моей башке достаточно другого хлама: «Я такая гадина, я снова растолстела, я такая гадина, я снова растолстела, я такая гадина, я снова растолстела, я такая...»
Мне объяснили, что мое чувство собственного достоинства должно стабилизироваться.
А еще есть Мартин. На полгода младше меня, у него оттопыренные уши (как у меня). Это ярко выраженный тип «постоянно не в себе». Имен-
но Мартин вчера был в бегах. Ночью полиция сцапала его на Главном вокзале Мюнхена и вернула сюда. Теперь ему запрещено выходить.
Четверг, 29 октября 1998
Сегодня дежурили Луис и Адела. Мне весь день было скучно, я уползла в свою комнату и сидела там, пока остальные не вернулись из школы.
После еды у меня заболел живот, и Луис накапал мне специальных капель, уверяя, что они должны помочь. Когда они все-таки не помогли, он принес какие-то травы.
Луис из Франконии и говорит «по-франкски». Типичный Иванушка-дурачок. Ест корни и травы и бог знает что по этому поводу себе воображает. Описать его внешность невозможно, он выглядит так, как должны выглядеть Луисы. Так, как я всегда представляла себе Луисов: незаметный, в глаза не бросается, тихий, ничего особенного. У него такой вид, как будто его никто никогда не любил и никто никогда не радовался тому, что он есть.
Поскольку живот продолжал болеть, Луис сел со мной в гостиной и спросил, почему же он болит. Я решила, что, видимо, это из-за салата, потому что
я добавила в него иного уксуса, у меня очень чувствительный желудок.
Но Луис проявил упрямство и хотел знать, нет ли чего-нибудь, что меня не устраивает; может быть, меня что-то гнетет, иначе бы живот не болел. «Наверняка что-то произошло, просто так желудки не болят! Знаешь, говорят: у меня желудок ухнул вниз? Я абсолютно уверен, что это у тебя что- то психосоматическое. Подумай». Мне ничего не пришло в голову, вообще ничего! В конце концов Луис сжалился надо мной: «Поразмышляй над мо- ими словами, если что-нибудь надумаешь, мы еще « J- U разок побеседуем».
Читать дальше