Том Джелтен - Бакарди и долгая битва за Кубу

volante , изящно украшенной двуколке, запряженной одной лошадью. На лошади ехал

верхом чернокожий раб в красной жилетке и черном котелке, который и правил

двуколкой, так что его госпоже не приходилось утруждать себя. Дамы в пышных черных

платьях и тонких атласных туфельках ждали в volante , пока Факундо вынесет и покажет

им свои товары, - ведь иначе дамы запачкали бы свои туфельки в уличной грязи.

После свадьбы Факундо с Амалией поселились в скромном домике на улице Агуэй,

8, среди пакгаузов, всего в нескольких кварталах от моря. Из окна была видна брусчатая

мостовая, по которой катили запряженные лошадьми телеги и таскали тяжелые сундуки

носильщики. Улица упиралась в порт – этот район занимали склады, таможенные здания,

конторы пароходных компаний и железнодорожная станция. За ним лежали темные воды

бухты Сантьяго, испещренные мачтами пришвартованных шхун, а позади виднелись

другие суда, неспешно входившие в гавань и выходившие из нее. Вдалеке вздымалась на

фоне неба восточная часть Сьерра-Маэстра. Домик Факундо и Амалии, принадлежавший

крестной матери Амалии, был одноэтажный, кирпичный и оштукатуренный, с небольшим

патио за кухней. Он почти ничем не отличался от соседних домов. Крыша у него была

плоская, и Факундо, взобравшись на нее, видел гавань и корабли, бросившие там якорь.

Часто он начинал день с того, что несколько минут глядел на гавань, как привык глядеть

мальчиком в Сидхесе.

Именно в этом доме Амалия и родила Эмилио 5 июня 1844 года. Заботиться о

мальчике ей приходилось одной, без помощи мужа, поглощенного торговыми делами.

Всего за пять дней до рождения первенца Факундо с партнером открыли второй магазин –

в шахтерской деревеньке Эль-Кобре в десяти милях от Сантьяго. Как и большинство

кубинских жен, Амалия не вмешивалась в дела мужа. Жизнь на улице Агуэй едва ли

можно было назвать роскошной. Ни сада, ни внутреннего двора в доме не было. Окна

гостиной выходили прямо на улицу, где вечно пахло навозом. Прошло более пятидесяти

лет, и лишь когда Эмилио стал мэром Сантьяго, он организовал целую кампанию, чтобы

убедить сограждан не выбрасывать мусор и отходы в сточные канавы прямо у парадных

дверей.

В 1846 году появился на свет второй сын, Хуан, а следом – Факундо-младший в

1848 году и Мария в 1851. Амалия каждый день читала детям вслух, часто по-французски:

это был родной язык ее деда, который приехал с Гаити. Эмилио был тихий мальчик

созерцательного нрава, он рано научился читать и к тому же обладал явными

способностями к рисованию и мог часами предаваться любимому занятию. Молодая

семья по большей части была защищена от социально-политических волнений, волны

которых прокатывались по острову в те годы, однако Амалия и Факундо жили в центре

Сантьяго и поэтому были не понаслышке знакомы со всеми сложностями общественной

жизни – и с рабством в том числе. Согласно городским документам, Амалия получила от

деда в собственность несколько рабов как часть приданого, однако неизвестно, служили

ли они ей лично, - скорее всего, они остались на плантации деда. В августе 1851 года

Амалия продала Рачель, рабыню лет восемнадцати, и ее новорожденного сына Хосе

Дионисио, получив за них пятьсот долларов. Спустя семь месяцев она продала

двенадцатилетнюю девочку по имени Лисет за триста долларов. На Кубе было принято

вкладывать деньги в рабов, и Амалия, возможно, продавала рабынь, чтобы инвестировать

доход в деловые операции мужа.

Размеренная повседневная жизнь Факундо и его молодой семьи резко

переменилась 20 августа 1852 года. В то утро небо было ясным, воздух – свежим, земля –

умытой ночным ливнем. Но в 8.36 утра, когда улицы были запружены народом, ритм

рабочего дня прервал страшный гул – ничего подобного здесь никогда не слышали. «Это

был не обычный грохот, предшествующий землетрясению, - писал позднее историк

Мигуэль Эсторк, лично ставший свидетелем бедствия, - а скорее глухой подземный стон».

Эсторк ощутил, как земля «внезапно приподняла весь город и бросила его, словно ребенок

– игрушку». Жители выбегали из домов на улицы и другие открытые пространства,

падали на колени, воздевали руки к небесам и молили о милости. Хотя был день, повсюду

сновали крысы в поисках убежища, из городских фонтанов выпрыгивали лягушки. Через

девять минут после первого подземного толчка земля содрогнулась вновь, а в