Бодрийар - Симулякры и симуляция

Мы ослеплены Рамзесом точно так же как христиане эпохи Возрождения были ослеплены Американскими Индейцами, этими (человеческими?) существами, которые никогда не знали слова Христа. Таким образом, в начале колонизации возник момент недоумения и шока от мысли, что возможно упустить универсальный закон Евангелие. Из чего вытекали две возможности: либо принять, что этот закон не был универсальным, либо истребить Индейцев, дабы стереть доказательства. В общем, довольствовались тем, что обратили их [Индейцев], или просто открыли, что и означало их медленное истребление.

Таким образом, достаточно будет эксгумировать Рамзеса для того, чтобы уничтожить, музеифицируя его. Так как мумии не гниют от стихосложения: они умирают, переходя от медленного порядка символического, хозяина гниения и смерти, к порядку истории, науки и музея, нашему порядку, который не властвует больше ни над чем, который способен только предавать все, что ему предшествовало, гниению и смерти, и старается потом воскресить это наукой. Непримиримое насилие над всеми тайнами, насилие цивилизации, лишенной тайны, ненависть всей цивилизации к ее собственным основам.

И все, как и в этнологии, играющей в отказ от собственного объекта, для того, чтобы лучше утвердиться в своей чистой форме, так и демузеификация есть не что иное, как дополнительная спираль в искусственности. Свидетельство тому, монастырь Сен-Мишель де Кюкса, который собираются репатриировать на значительные затраты Монастырей Нью-Йорка, чтобы переустановить его на «первоначальном месте». И все аплодируют этой перестановке (как «экспериментальной операции восстановления тротуаров» на Елисейских Полях!). Однако если экспортирование капителей было в действительности беззаконным актом, если Монастыри Нью-Йорка являются превосходной искусственной мозаикой всех культур (согласно логике капиталистической централизации ценности), то само перемещение на территорию происхождения еще более искусственно: это тотальный симулякр, который достигает «реальности» через полное обращение.

Монастырь должен был бы остаться в Нью-Йорке в симулированной среде, которая, по крайней мере, никого не обманывала. Репатриировать его является дополнительной уловкой, для того, чтобы сделать вид, будто ничего не произошло, и насладиться ретроспективной галлюцинацией.

Так, американцы хвалятся тем, что довели численность Индейцев до той, что была до Завоевания. Стирается все и начинается заново. Они льстят себя надеждой даже о большем, что они превзошли изначальную цифру. Это будет доказательством превосходства цивилизации: она произведет Индейцев больше, чем они сами на то были способны. (По злой иронии, это перепроизводство является еще одним способом их уничтожить: так как индейская культура, как любая племенная культура, зиждется на ограничении группы и отказе от любого произвольного роста, как это можно видеть у Иши. Именно здесь, в их демографическом «росте», кроется еще один шаг к символическому истреблению).

Так, повсюду мы живем в мире странным образом похожем на оригинал – вещи в нем продублированы по их собственному сценарию. Но это дублирование не означает, как традиционно, неизбежность их смерти – они уже вычеркнуты из собственной смерти, еще больше даже, чем из их жизни; более улыбающиеся, более аутентичные, в свете собственной модели, таковы лица funeral homes 38.

Гиперреальное и воображаемое

Диснейленд это совершенная модель всех порядков симулякров вместе взятых. Прежде всего, это игра иллюзий и фантазий: Пираты, Граница, Будущее, и т.д. Этот воображаемый мир нацелен на успешность операции. Но то, что привлекает толпы больше всего, это без сомнения социальный микрокосм, религиозное наслаждение миниатюрой реальной Америки, ее принуждений и радостей. Вы паркуетесь снаружи, стоите в очереди внутри, вас полностью покидают на выходе. Единственная фантасмагория в этом воображаемом мире – это фантасмагория нежности и теплоты, присущих толпе, а также фантасмагория чрезмерного количества забавных игрушек, достаточного, чтобы поддерживать массовый аффект. Контраст с абсолютным одиночеством паркинга – настоящего концлагеря – тотален. Или скорее: внутри огромный выбор веселых игрушек завораживает толпу парой управляемых потоков – снаружи, одиночество, направленное на единственную игрушку: автомобиль. По странному совпадению (но это, несомненно, происходит от очарования, свойственного этому пространству), этот замороженный детский мир был задуман и реализован человеком, который сам сегодня находится под воздействием низких температур: Уолт Дисней, который ожидает своего воскрешения при 180 градусов ниже нуля.