Александр Горохов - Предназначение. Сын своего отца

внимания на недовольное кряхтение Учителя. Эрг же, как мог, пытался еѐ успокоить.

Когда это более или менее удалось, Хлодвиг спросил:

-Что будем делать? Кого ждать: тюремщиков или крыс?

-Наверное, никого. Нужно уходить.

-Как?

-Через крысиную нору.

Девушку передѐрнуло от отвращения.

-Я тебя понимаю, но тюремщики, в отличии от крыс, не умеют ощущать

человеческие эмоции. Ими я не смогу управлять.

-А ты уверен, что мы куда-нибудь выберемся из этой норы?

Тут вмешался Хлодвиг.

-Нора - часть старинной системы канализации. В эту канализацию уже давно никто

носа не суѐт, но известно, что в районе порта есть какие-то колодцы. Ты не попросишь

крыс отвести нас к ним? -улыбнулся наконец Старый Рыцарь.

Эрг, вешая на грудь сорванный талисман с когтями топтуна, развѐл руками.

-Они прекрасно реагируют на эмоции и в состоянии выполнить многое, что им

мысленно прикажешь. Но обязательно нужно представлять конкретную задачу. А мы

даже не знаем, чего нам искать...

Он поправил свой пояс, с которого тюремщики сорвали кинжал, но не стали

разбираться с содержимым многочисленных кармашков на нѐм.

190

-Главное - не бояться. Человеческий страх для крыс - сигнал к атаке. Лучше

мысленно приказывать им убраться, если кто-то обнаглеет и вылезет из норы. И

держитесь наглее.

Юноша сорвал со стены незажжѐную лампу и засветил еѐ от уже горящей. Подойдя

к дыре в стене, он осветил черноту, уходящую вниз, и просунул в нору плечи.

Второй удар по затылку за последние сутки дался Блэку очень тяжело. Тупая боль

разламывала весь череп, а к горлу волнами подкатывали волны тошноты. Борясь с

тошнотой, старик боялся пошевелиться. Откуда-то из иного измерения до него

доносились голоса двоих спорщиков. А может быть и просто собеседников. Сквозь звон в

ушах разобрать слова было крайне сложно.

Голоса то умолкали, то звучали вновь. После какого-то резкого слова в комнате

воцарила тишина, которую дробило на мелкие кусочки цоканье копыт по уличным

булыжникам. Будь Блэк в полном сознании, он наверняка сообразил бы, что двое, приготовившие ему ловушку, сами кого-то боятся. Но сейчас разум не мог воспринять

ничего, кроме простейших сигналов организма.

Когда конные проехали, диалог возобновился вновь. Один убеждал, а другой,

похоже, растерялся и никак не мог принять решение. Наконец он сдался, и первый

подошѐл ближе, склонясь над калекой. Его сильные руки чуть приподняли тело Блэка, и

тот невольно застонал. То ли прикосновение человеческой руки, то ли дополнительная

порция боли, то ли сила воли старика сделали своѐ дело, и он сумел понять вопрос:

-Живой ещѐ, что ли? Встать-то сам сможешь:

-Нет, -невнятно пробормотал Блэк. -Пока нет.

-Соберись с силами, если хочешь жить. Тебе отсюда уматывать надо.

По дороге старик пару раз терял сознание, но его провожатые продолжали

волочить его, позволив повиснуть на их плечах. Со стороны они, наверное, выглядели как

возвращающаяся в сумерках по домам пьяная компания.

То ли ребята выбрали безопасный маршрут, то ли все городские стражники несли

службу в других местах, но добрались до места они без приключений. И без лишней суеты

смогли войти в приличный дом, хозяин которого не афишировал своего занятия, но явно

имел неплохие доходы и пользовался уважением соседей.

Тюрьма - хозяйство беспокойное. Скажем, в парикмахерскую захаживают люди

большей частью состоятельные, степенные. Если и случаются неприятности, так и те

лишь когда мастер маху даст. В булочную не припрутся среди ночи. Знают: хозяева хлеб

свежий лишь к утру выпекут. Кабачок, понятное дело, и шумный, и мешкотный кусок

хлеба. Всѐ же люди в нѐм разные бывают. Чаще, конечно, приличные. А тюрьма? С утра и

до вечера, и днѐм, и ночью. С кем дело имеешь? Либо с преступниками, либо с их

конвоирами. Последние, бывает, так с первыми наобщаются, что хоть самих за решѐтку за

сквернословие прячь. Уж это-то все, кто возле тюрьмы живѐт, знают. Бывает, такой

отборной бранью кто-нибудь сыпанѐт, что впору ставни закрывать. А уж криков, стонов, жалоб и проклятий сколько... На них давно уже никто внимания не обращает.

Вчера ночью, вон, вообще такое творилось, что не только тюрьму, а и окрестные

дома едва не снесли... Благо, стража особо не сопротивлялась, и толпа, прикончив

нордийцев, быстренько разбежалась!

День, пасмурный, но тѐплый, не принѐс шумной Тюремной улице ничего