Фест - Адольф Гитлер (Том 2)

Не случайно теория заговора даже в своих серьёзных свидетельствах тяготеет к понятиям широким и неточным, сводя «весь» капитал с НСДАП, в то время как на уровне псевдонаучной полемики в Гитлере всерьёз видят «с трудом поднятого из низов и дорого обошедшегося политического кандидата» некоей закулисной капиталистической «нацистской клики», её «человека по связям с общественностью»[217 - Слова Э. Чихона (Czichon E. Op. cit.) в качестве одного из целого ряда аналогичных примеров; см. в этой связи также критическую статью Э. Хеннинга, где приводятся многочисленные другие свидетельства и данные о литературе: Henning E. Industrie und Faschismus. In: NPL, 1970, H. 4, S. 432 ff. Впрочем, Чихон предпочитает ссылаться на весь источник в целом, а также на Неопубликованные документы, так что проверить их во многих случаях невозможно; нередко встречаются и явно сознательные искажения, неточности и ошибочные ссылки. Э. Нольте доказал, что Чихон так рассказывает об одном взносе концерна «ИГ Фарбен» в кассу НСДАП, будто он состоялся до её прихода к власти, в то время как из самого документа следует, что деньги были перечислены в 1944 году (Nolte E. Der Nationalsozialismus. Berlin, 1970. S. 190). Ссылаясь на Брахера (Bracher К. D. Aufloesung, S. 695), Чихон утверждает также, что после разговора с Папеном 4 января 1933 года в Кёльне Гитлер встретился с Кирдорфом и Тиссеном, однако этого эпизода у Брахера нет. Аналогичным образом обстоит дело и с неверной ссылкой Чихона на книгу Майснера и Вильде «Захват власти»: Meissner H. О., Wilde H. Die Machtergreifung. Более подробно см.: Henning E. Op. cit. S. 439.]. На деле же интересы отдельных предпринимателей и отраслей явно не совпадали между собой. Как крупные экспортёры, биржевые круги и владельцы больших универмагов, так и химическая промышленность и старинные семейные фирмы Круппа, Хеша, Боша или Клекнера по крайней мере до 1933 г. относились к гитлеровской партии с весьма заметным предубеждением, обусловленным главным образом экономическими мотивами. Я уж не говорю о большом количестве предприятий, принадлежавших евреям. Отто Дитрих, способствовавший установлению части контактов между Гитлером и крупной рейнско-вестфальской индустрией, жаловался в одном из документов тех лет на нежелание хозяев экономики «в эти времена труднейшей борьбы… поверить в Гитлера». Ещё в начале 1932 года, писал он, явно ощущались «сильные очаги экономического сопротивления», и знаменитая речь Гитлера в дюссельдорфском Клубе промышленников 26-го января 1932 года как раз имела своей целью преодолеть это сопротивление[218 - Это выступление состоялось 26 января, а не 27, как чаще всего утверждается. См., в частности: Dietrich О. Mit Hitler in die Macht, S. 44, 46. Различную позицию отдельных отраслей промышленности и отдельных промышленников подчёркивает и Хальгартен, см.: Hallgarten G. W. F. Hitler, Reichswehr und Industrie; а также: его же. Daemonen oder Retter, S. 215 f., затем: Fetcher I. Faschismus und Nationalsozialismus. Zur Kritik des sowjetmarxistischen Faschismusbegriffs. In: Politische Vierteljahresschrift, 1962, H. I, S. 55.]. Финансовые средства, сразу после того переданные партии, помогли, правда, устранить самые насущные заботы, но объём их не оправдал ожиданий. Безрезультатной осталась даже петиция к Гинденбургу, написанная в конце 1932 года Шахтом, банкиром фон Шрёдером и Альбертом Феглером и предлагавшая Гитлера на пост канцлера; большинство предпринимателей отказалось её подписать. Тяжёлая промышленность, сетовал Шахт в письме Гитлеру, называется так не без оснований, потому как тяжело принимает решения.[219 - Письмо Шахта Гитлеру от 12. II. 1931, IMT 773-PS. Густав Крупп, например, ответил так: «По целому ряду причин я действительно не могу подписать это обращение». См.: Hallgarten G. W. F. Hitler, Reichswehr und Industrie, S. 125; Turner H. A. Op. cit. S. 25.]

Теория о тесном инструментальном союзе Гитлера с крупным капиталом не в состоянии обосновать и того факта, почему миллионы голосов избирателей были собраны задолго до миллионов промышленности. Когда Гитлер произносил речь в Дюссельдорфе, его партия располагала свыше 800 тыс. членов и, примерно более 10 миллионами голосовавших за неё избирателей. Именно они были его базой, и «великий антикапиталистический гнев», владевший ими, определял поведение Гитлера в гораздо большей степени, чем своевольные и строптивые предприниматели. Промышленникам он принёс в жертву одного только резонёра Отто Штрассера, которого к тому же и сам ненавидел, а участие своих последователей в стачке берлинских металлистов без околичностей обосновал, сказав им, что лучше уж бастующие национал-социалисты, чем бастующие марксисты[220 - См.: Heiden K. Geburt, S. 22.]. Но меньше всего тезис о гитлеровской партии как наёмнице капитала способен прояснить вопрос, на который этот тезис якобы отвечает: почему такое необычное массовое движение, возникшее из ничего, так легко смогло опередить немецких левых с их богатыми традициями и превосходной организацией. Поэтому тезис этот основан либо на вере в демонов, либо на ортодоксальном марксизме, но в любом случае он означает утрату левыми рационализма, своего рода «антисемитизм левых».[221 - Dahrendorf R. Gesellschaft und Demokratie in Deutschland, S. 424. Относительно побудительных причин Дарендорф также справедливо полагает, что предприниматели поддерживали Гитлера, как и любую другую партию правых, имеющую планы прийти к власти, думая при этом не о заговоре, а исключительно о собственной защите – в порядке перестраховки; они, выражаясь известными словами Гуго Стиннеса, сказанными им в 1919 году, платили как бы «социальную страховую премию по предотвращению восстаний». Хальгартен также приходил к выводу, хотя Гитлер и получал солидную поддержку из фондов промышленности, но «сотворён» был не ими; см.: Hallgarten G. W. F. Op. cit. S. 113. Можно сказать и так: если «вся» промышленность и не привела Гитлера к власти, то при её явном нежелании ему тоже вряд ли удалось бы этого добиться.]