Выход Отто Штрассера из игры не только раз и навсегда покончил со спорами о социалистических принципах в НСДАП, но и означал ощутимую утрату власти для Грегора Штрассера. С этих пор у него уже не было ни власти внутри партии, ни газеты. Он ещё считался, правда, руководителем организационной работы в партии, имел резиденцию в Мюнхене и держал в руках ещё многие нити, но все больше отдалялся от членов партии и от общественности. Всего годом раньше журнал «Вельтбюне» предполагал, что Штрассер «в один не столь уж отдалённый день поставит своего господина и учителя Гитлера в угол» и сам захватит власть в партии[168 - Die Weltbuehne, 1930, S. 566.]. Теперь же Штрассер её потерял и тем самым предопределил своё поражение двумя годами позже, когда он преодолел было свою покорность судьбе попыткой сопротивления, пока, наконец, уставший и сломленный, не покинул партию.
Последним отголоском штрассеровского кризиса были волнения берлинских отрядов СА под командованием заместителя высшего руководителя СА по Восточной Германии и бывшего капитана полиции Стеннеса. Недовольство партийного войска было связано не столько со спорами вокруг социализма, сколько с нараставшими в Политической организации признаками номенклатурности и непотизма, а также с низкой оплатой за трудную службу во время избирательной кампании. В то время как штурмовики, оборванные и истощённые, вечер за вечером вынуждены были «рисковать своими костями», Политическая организация возвела себе роскошный, великолепно отделанный дворец – таков был часто повторявшийся упрёк, а в ответ на довод, что она в виде «Коричневого дома» как раз и соорудила штурмовикам монумент из мрамора и бронзы, они возражали: это выглядит памятником на их могиле. И вообще в Политической организации, мол, распространено мнение, что «СА существует только для того, чтобы умирать», писал один оберфюрер СА. Не зная, что делать, Геббельс из Силезии стал просить помощи Гитлера и СС. Когда восставшие штурмовики несколькими днями позже напали на здание окружного бюро на Хедеманштрассе, произошло первое кровавое столкновение с гиммлеровской чёрной гвардией. Об авторитете Гитлера говорит тот факт, что стоило ему только появиться, как бунт моментально прекратился. Но примечательно, что сначала он всячески избегал объяснений с Стеннесом, а вместо этого старался непосредственно успокоить сами отряды. Переходя от одной угловой пивной к другой, он в сопровождении вооружённых эсэсовцев присаживался к постоянным столикам штурмовиков, посещал их дежурки, заклинал отряды, иногда даже разражался слезами, говорил о предстоящих победах и высокой оплате, которая будет обеспечена им, солдатам революции. Пока же он гарантировал им правовую защиту и лучшие условия оплаты, для чего ввёл особый налог по 20 пфеннигов с каждого члена партии в пользу СА. В благодарность за службу СС получила девиз: «Твоя честь – это верность!»
Конец бунта означал выход из игры фон Пфеффера. Сначала внутренне сопротивляясь, но затем, смирившись, командующий СА наблюдал, как росла власть Политической организации, что, в свою очередь, заметно ослабляло влияние СА. Одна из причин такого перемещения центра тяжести заключалась явно в том все яснее проявлявшемся «византийском» стиле, который Гитлер усвоил по отношению к своему окружению. Он все увереннее ощущал на себе знак благодати, а повседневное ликование масс только укрепляло его в этом убеждении. У него развилась потребность в поклонении, а на него были способны скорее мелкобуржуазные функционеры ПО, чем руководители СА, проникнутые духом военного чинопочитания. Именно поэтому ПО оказывалась в предпочтительном положении и при распределении скудных денежных средств партии, и при составлении списков депутатов, и в других актах покровительства. Помимо всего прочего, за напряжёнными отношениями скрывалась полная несовместимость между полухудожником, представителем южнонемецкой богемы, с одной стороны, и более суровым, «прусским» типом – с другой, как бы мало от этого типа ни оставалось в фон Пфеффере или среди фигур более узкого круга его соратников. Раздражённо косясь на сословную спесь высшего руководителя СА, Гитлер говорил иногда, что вообще-то ему следовало бы носить фамилию не Пфеффер, а Кюммель[169 - Игра слов: Pfeffer по-немецки – «перец», a Kuemmel – тмин. – Примеч. пер.].[170 - Hitlers Tischgespraeche, S. 419. О глубинных причинах кризиса штурмовых отрядов здесь упоминается лишь вскользь, см.: Orlow D. Op. cit. S. 216 ff, а также: Hoehne H. Der Orden unter dem Totenkopf, S. 64 ff.]
Читать дальше