Фест - Адольф Гитлер (Том 2)

В ту ночь Гитлер, после того как замолкло ликование и отзвучали музыка и эхо марширующих колонн, до самого утра оставался в маленькой комнате, примыкавшей к приёмной канцлера. Глубоко взволнованный, он по свидетельству одного из присутствующих затеял один из своих бесконечных монологов: вспоминал утреннюю сцену приведения к присяге, в упоении перечислял свои успехи, подчеркнул оцепенение «красного» противника и вернулся затем к своим пропагандистским максимам; ещё ни одной предвыборной борьбе он не радовался так, как этой, уверял он. Некоторые полагают, продолжал он, что теперь начнётся война; его деятельность – это пролог к заключительной борьбе белого человека, арийца, за господство над всей землёй. Не-арийцы, цветные, монголы уже на марше, говорил он, чтобы под руководством большевизма захватить господство, но этот день является началом «германской расовой революции, величайшей в мировой истории». Эсхатологические видения перемежались с архитектурными проектами: для начала, считал он, нужно перестроить имперскую канцелярию, потому что она похожа на «вульгарную коробку из-под сигар»[347 - См.: Frank H. Op. cit. S. 121 f. Правда, в опубликованный вариант книги Франк не включил приведённые здесь эсхатологические высказывания; см. в этой связи: Goerlitz W., Quint H. A. Op. cit. S. 367.]. Только к утру он через потайную дверь в стене покинул здание и отправился к себе в отель.

Ошеломляющие переживания этого дня, все удовлетворение, все вознаграждение за прошлое, которые он ему принёс, ещё не были самой целью. Они были лишь этапом на пути к ней. Возможно, что откровения его затяжного монолога той ночью переданы не с полной достоверностью, но намерения были ясны: все усилия направлены на столь многократно провозглашавшуюся революцию, и видов на её осуществление было больше, чем когда-либо раньше. Как каждый настоящий путчист, он считал, что с его приходом начинается новый день истории.

Характерно, что эту мысль он выразил в форме отрицания, заявив в те дни: «Мы – последние в ряду тех, кто делает историю Германии».[348 - Из предвыборного выступления Гитлера в Липпе, см.: Domarus M. Op. cit. S. 176.]

Промежуточное рассуждение II:

Немецкая катастрофа или логика немецкого пути?

Идея не настолько бессильна, чтобы породить только идею

Г. В. Ф. Гегель

Мысль предшествует действию, как молния – грому. Правда, немецкий гром – тоже немец и не очень-то подвижен; он приближается без спешки; но он разразится, и если вы однажды услышите грохот, какого ещё не слыхивала немецкая история, то знайте: немецкий гром наконец-то достиг цели.

Генрих Гейне, 1834 г.

Переломное настроение. – Заблуждение историков. – Теория предрасположенности немцев к национал-социализму. – Теория эпох. – Национальные элементы. – Отрыв от реальности. – Упущенная революция. – Потребность в аполитичной политике. – Аффект аполитичности. – Спасение через искусство. – Эстетизация политики. – Романтизм и от ношение к миру. – Реализованные фикции. – Риск.

Театральная церемония с факельными шествиями, массовыми маршами и построениями, сопровождавшая приход Гитлера на пост канцлера, нисколько не соответствовала чисто конституционному значению события. Потому что, строго говоря, 30 января 1933 года не принесло с собой ничего, кроме смены правительства. И всё же общественность чувствовала, что назначение Гитлера канцлером было не сравнимо с формированием кабинетов прошлых лет. Вопреки всем хвастливым уверениям партнёров по коалиции из рядов дойч-националов, что они «будут держать австрийского художника-неудачника на поводке»[349 - Так высказывался в те дни Гинденбург, см. Meissner H., Wilde H. Op. cit. S. 194.], национал-социалисты с самого начала не скрывали своей решимости захватить всю полноту власти. Их целеустремлённая тактика и волна воодушевления, направленная умелой рукой режиссёра, создали притягательную силу нового начала, и это течение в короткое время захватило консервативные сферы и смыло их. Все потуги Папена и его окружения, тоже желавших вставить словечко, участвовать в торжествах и в управлении, были всего-навсего попыткой задыхающегося бегуна догнать ушедшего вперёд соперника. Ни численный перевес в кабинете, ни влияние на рейхспрезидента, на экономику, армию и чиновничество не могли скрыть того обстоятельства, что наступило время их соперника.

Словно по тайному паролю после 30-го января начались массовые перебежки в стан национал-социалистов. Конечно, здесь снова подтвердилось, что в революционные времена убеждения – товар дешёвый и что в такие часы бал правят предательство, расчёт и страх. Однако в массовом политическом повороте на 180 градусов сказались не только бесхарактерность и угодничество, но нередко и спонтанно проявлявшееся желание отбросить старые предрассудки, идеологии и общественные условности, чтобы вместе начать новый разбег. «Мы не все были оппортунистами»[350 - Benn G. Doppelleben, GW, Bd. IV, S. 89.], написал позже Готфрид Бенн, один из бесчисленного множества тех, кого подхватил бурлящий поток людей, верящих в пробуждение страны. Мощные партии с богатыми традициями ломались под этим напором и предоставляли своих последователей самим себе – ещё до принудительного роспуска и запрета. Прошлое с его республикой, разорванностью сознания и бессилием кончилось. Быстро таявшее меньшинство тех, кто не дал затянуть себя в общий водоворот лихорадочного обращения в новую веру, на глазах отступало в изоляцию и уже было исключено из победных демонстраций чувства общности – с массовыми клятвами в огнях прожекторов, образующих «сияющие соборы», речами фюрера, ночными кострами на возвышениях и тысячеголосыми хоралами. Даже первые признаки террора не смогли приглушить ликования, скорее наоборот, так как общественное сознание воспринимало их как выражение бьющей через край энергии, которой ему так долго не хватало. И очень скоро нарастающий шум заглушил крики, раздававшиеся в «подвалах для героев» при караульных постах штабов СА.