Unknown - ЗАСАДА Е

– Да, ты говорил мне. Он – Благо, Единство, Монада. Но, если верить Протагору, даже солнечный свет состоит из немыслимо малых частиц. Так может ли Небесный Отец быть одновременно велик и мал во всем?

– Можно ли взвесить мысль, прежде чем она обратится в слово? Но даже когда она станет словом, ее все равно нельзя измерить. Так можно ли измерить Вседержителя, который дал мысль и слово? Он во всем и над всем. Человек доверяет своему опыту, а не ощущениям: чего я не могу потрогать, того нет! В мутной воде ты не видишь ног, но они тебя держат. Освободиться от бремени разума человек не может, ибо перестанет понимать, что чувствует. Ты слышал вой собаки, видел, как кошки дыбят шерсть в доме покойного и больше не возвращаются туда? Звери чувствуют, но не понимают. Поэтому Бог не дал им речи. Их ощущение сильнее разума. Мы же пытаемся выразить ощущение Бога в бессильном слове и уподобляем Бога бессмертному факиру в облике человека. А свое скудоумие оправдываем превосходными эпитетами и хвалой Ему.

Друзья пригубили из кубков.

– Ты сумеешь навсегда отказаться от этого? – спросил Филон, разламывая пополам цыпленка. – Молитвенники едят лишь пресный хлеб и пьют воду из родника.

– Если жрецы Мемфисского Серапиума в строгом затворе умели обходиться хлебом и водой, неужели с этим не справится правоверный? – усмехнулся парень. – В детстве в голодный год мы обходились меньшим. К тому же, говорят, мудрым можно мясо и вино.

– Если читать Гомера, то лишь язычники способны на подвиг воздержания. Помнишь в «Илиаде» о мидянах, бившихся в рукопашную…

– …и дивных гиппимолгах, крайне бедных, питавшихся одним молоком, но бывших вместе с тем самыми справедливыми, – кивнул Йехошуа. – Рассуждая о служении Небесному Отцу, ты всегда говоришь о власти над человеком: золота ли, одного ли народа над другим, Небесного Отца над всеми. А разве нельзя служить Ему из любви?

– Это удел избранных. «Начало мудрости – страх Господень». Человек слаб и чаще любит из корысти. Поэтому его надо заставить не любить, а бояться. Бояться, значит – верить!

– Дети часто неблагодарны. Но родители их все равно любят! Так и Небесный Отец любит своих детей, какими создал. У Шеломо сказано: «Ненависть возбуждает раздоры, но любовь покрывает все грехи».

Филон улыбнулся.

– Я говорил брату: ты не философ. Разум – твой враг. Человек не может всегда жить с мыслью о Боге и о Его Благе. Лишь мудрец понимает: коль человек ничтожен перед Небесным Отцом, возмездие на земле ничто в сравнении с возмездием Небес. Простолюдин же обязан помнить, что нет ничего страшнее кары Вершителя их судеб. А от мерзостей человека удержит страх Его возмездия в этой жизни. Любовь к отцу держится на страхе наказания.

– Пусть так, но законы Мошеаха не остановили кровопролития. В их основе месть. Как остановить убийство и жестокость?

– Для этого есть тот, кто вершит земной суд.

– Власть цезаря от богов. Но ведь он смертен, как раб. Значит, тоже слаб. Что же станет мерой его воли?

Филон иронично зацокал языком.

– Будь осторожен с чужими, рассуждая о Божественном. Даже молитвенники считают, что его власть от Бога. – И добавил серьезнее: – Мера воли цезаря – его закон.

– Но милосерден ли их закон? Дед мне рассказывал, как в легионах Помпея казнили каждого десятого солдата за бегство с поля брани. Среди казненных был герой, не давший смять ряды отступавших, и сам военачальник преклонил пред ним колено в знак скорби. Героя казнили. В чем смысл такого закона?

– В том, что он един для всех.

– Но если пренебречь одним человеком, можно пренебречь всеми.

– Закон Мошеаха жесток, но понятен, удобен и потому справедлив. Убийство из корысти или случая – все равно убийство.

– Но ведь Отец Небесный простил за грехи Товита и Сарру. Снял бельма с глаз Товита, а Сарру дал в жены Товии, сыну Товита, после ее семи пустых замужеств. Мы же – все дети Его. Он повелевает солнцу восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных. Если мы будем любить любящих нас, чем мы будем отличаться от язычников, поступающих так же, или от собак, которые кидаются на чужого и любят хозяина, за то, что он их кормит?

– Может ли смертный позволить себе милосердие Небесного Отца?

– Мы выходим из утробы матери ни с чем, и уходим ни с чем. Ребенок не знает печали и зависти – такими нас создал Небесный Отец. А роскошь, ты сам сказал, усыпляет душу. Это противно человеку и Небесному Отцу. Отсюда распри и зло.