Теперь, слушая размеренную речь старика, его последовательные выводы, Копоний дивился проницательности сенатора, быстроте, с которой тот вник в местные обычаи и учел выгоды всех сторон.
Внешняя простота Копония подкупала доверчивых людишек и солдатню, и скрывала незаурядного мистификатора. Изображая перед императором сообразительного солдафона, необходимого Августу, новоиспеченный прокуратор твердо знал свою цель: сенаторство и богатство. А старик точно определил возможности своего честолюбивого товарища и мягко осаживал его чрезмерные чаяния.
Квириний не вмешивался в то, как выполнит финансовое поручение его младший товарищ. Первые известия из Десятиградия, тетрархии Филиппа, младшего из трех сыновей Ирода, выявили прежние жульничества: за десять лет податное население городов увеличилось на треть! Того же следует ждать в других областях. Следовательно в интересах императорского фиска сумма откупа увеличится. Ценз же следует проводить еще тщательнее: это выгодно сборщикам – сенатор кивнул Копонию. Они обсудили, проводить ли перепись по римскому закону – по месту жительства, или по иудейскому обычаю – в городах, где берут начало иудейские роды.
– К чему их дразнить? Предрассудки этих несчастных превосходят здравый смысл, – заключил Квириний. – Пусть они приходят в твои города. В твоей области древних городов достаточно. Ослушавшихся ты на основании их закона принудишь повиноваться. Царственные братья не станут возражать против действий римской армии в их областях на их же благо. Пусть ведут ценз в подчиненных им областях. На случай волнений, твой гарнизон в Ершалаиме наведет порядок в тетрархиях, где живут приписанные к твоим городам иудеи.
Чтобы успокоить жречество, Квириний подтвердит древний декрет Антиоха третьего за 554 год от основания Рима, для иудеев – «…совет старейшин, жрецы, ученые книжники Храма и певцы святилища освобождаются от подоходного налога, податей на венок и соляной сбор…» Квириний процитировал на память и добавил: это они обсудят с первосвященником. Вельможи согласились: первосвященник Иоазар не найдет язык с народом. К тому же император будет недоволен, узнав, что у власти остались люди опального царя. Прокуратор предложил достойного приемника: Анана, сына Сефа. Пока же решили не торопиться…
В завершении Копоний пересказал немногое, что выяснил о зачинщиках беспорядков в Галилее. Старик насупился, и, казалось, его похожий на огурец нос навис больше обычного над тонкими губами.
– А теперь отдохни, а я подумаю, мой друг, – сказал сенатор. Копоний отдал кубок рабу и отправился за провожатым в покои.
5
В пурпурной лацерне, в синдоне из белого шелка, расшитом жемчугом и алмазами, в золотой диадеме, украшенной изумрудами и агатами, тетрарх Галилеи и Переи величественно шел по анфиладе комнат бывшего дворца своего брата. Бледное с клиновидной черной бородкой лицо Антипаса было надменно-спокойным: тетрарх был готов к милости сильного, равно как и к казни. Свита и рабы, с богатыми подарками в кованых сундуках из кедра, почтительно отстали. Они настороженно поглядывали на римскую стражу. Гвардейцы недвижным строем указывали путь процессии и недоуменными взглядами провожали четверовластника: тот поминутно подносил к носу полевую фиалку.
Поспешный вызов не в Антиохию, а в пригород Иерихона, внезапный, с полдороги, отъезд Копония и унизительный «почетный» конвой его отряда; приказ римской стражи телохранителям тетрарха оставаться у ворот, а свите – князьям и военачальникам – разоружиться, все это предвещало беду: Квириний, данной ему властью, мог отправить на суд императора любого наместника из своей провинции.
Дорогой Антипас перечитал письмо славного Тиверия. Достойный сын Ливии Друсиллы, всегда благоволивший к старшему сыну Ирода Великого, уверял тетрарха в дружбе и полагал: низложение Архелая открывает путь Ироду Антипе к диадеме его великого отца. Римские боги по-своему распорядились надеждой, сохранив лишь расположение влиятельного друга и его матери.
Воевать с Римом – безумие! Но в мстительных мыслях Ирод Антипа возглавлял объединенное войско свое и тестя, аравийского царя Арета. Мечами возвращал себе не только тетрархию, но и все царство. Впрочем, в долине тени пальм остудили разгоряченные помыслы Антипаса. У стен беломраморного дворца тетрарх подавил гнев и унял страх. Он вверил себя судьбе и воле Предвечного.
Римляне в белых тогах, похожие на две большие моли, разговаривали в глубине атрия. Квиринии с пурпурной каймой на виду, по прямому краю одежды, через плечо, грудь и в толстом умбоне, а под тогой туника с короткими рукавами, чтобы никто не заподозрил консула в изнеженности. Тунику он скрепил на правом плече на греческий манер золотой фибулой. Минимум роскоши. Ею кичатся лишь молодые выскочки в Риме! На ногах высокие парадные кальцеи из красной кожи. Эти знаки сенаторского достоинства должны внушить почтение к власти и избавить этнарха от вредных иллюзий.
Читать дальше