Соколова Е.Е. - 13 диалогов о психологии

А.Н. Леонтьев: Психологический анализ деятельности состоит … нев выделении из нее ее внутренних психических элементов для дальнейшего обособленного их изучения, а в том, чтобы ввести в психологию такие единицы анализа, которые несут в себе психическое отражение в его неотторжимости от порождающих его и им опосредствуемых моментов человеческойдеятельности [22, с. 100].

А.: Таким образом, Рубинштейн был озабочен выделением психологического аспекта анализа человеческой деятельности и ее субъекта, который, с его точки зрения, заключается в познании психического через раскрытие его существенных, объективных связей и опосредствовании, в том числе его деятельности. Он считал, таким образом, деятельность “объяснительным принципом” сознания и психики, а не предметом психологии. Леонтьев же доказывал, что деятельность неизбежно входит в предмет психологии, является предметом исследования в этой науке, потому что психика предстает необходимым моментом собственного движения деятельности и сама является формой предметной деятельности. Более подробно о разногласиях Леонтьева и Рубинштейна по этому и другим вопросам можно узнать по соответствующим работам (См., например, [78; 79]). Надо отметить, однако, что в работах обоих авторов встречаются довольно сходные положения о единстве сознания и деятельности, которые — при всех указанных мною различиях — все-таки трактуют это единство как связь двух определенно разных образований, двух разных реальностей. Это подметила

Критика деятельностного подхода “изнутри” и “извне” 553

Анна Павловна Стеценко, представитель “младшего поколения” сторонников теории

деятельности в варианте Леонтьева.

Критика деятельностного подхода “изнутри” и “извне”

А.П. Стеценко: Основной акцент в теории деятельности был сделан на изучении связи сознания и деятельности (прежде всего, в генетическом аспекте) так, как если бы это были две различные реальности… Единство сознания и деятельности стало трактоваться как единство различных сущностей в смысле единства их происхождения и структуры, а также и взаимозависимости, но не как подлинное единство, “единство-в-различии”… Если здесь допустима аналогия из политической сферы, то можно сказать, что “единство сознания и деятельности” стало пониматься по аналогии с “единством партии и народа”, то есть как особо тесная, но все же связь двух определенно разных образований, разных реальностей. При этом даже не столь важно, как именно определяется характер связи между сознанием и деятельностью, — важно, что сам вопрос этот является продуктом абстракции, задающей неверную оппозицию [61,с. 28-29]. С: Какая же тогда оппозиция верная?

А.: Стеценко предлагает возможную “оппозицию”: строение сознания следует рассматривать не в соотношении со структурой деятельности, а как само строение деятельности — пусть достигшей определенного уровня развития, пусть приобретшей особые характеристики, но самойдеятельности (См. [61, с. 31]).

С: Я смотрю, как много в рамках деятельностного подхода критики его основных положений со стороны самих его творцов.

А.: Это верно, “критики изнутри” здесь всегда было много. Ты сам наглядно убедился в том, насколько интересны и разносторонни были участники “деятельностного движения” в нашей стране. Одной из линий полемики, например, был вопрос о критериях психического, о котором мы говорили только по работам Леонтьева. Между тем Петр Яковлевич Гальперин считал, что объективным критерием психического отражения мира является способность субъекта реагиро

Диалог II. В Деянии начало Бытия

вать не на любой видоспецифичный стимул (как в примере Леонтьева с лягушкой, реагирующей на шорох в траве), а лишь на такой стимул, биологический смысл которого обнаружен субъектом в индивидуально-неповторимой деятельности. То есть речь идет о том, что в ситуациях, когда субъект может реагировать на стимул (пусть даже и на абиотический) автоматическими реакциями (возможность которых заложена в его генетической программе), никакой психики для выполнения такого рода поведения не нужно. Психика появляется там и тогда, когда автоматических реакций становится недостаточно и субъект прибегает к индивидуально-специфической ориентировочной деятельности, в результате которой он “открывает” для себя биологический смысл биологически нейтрального стимула и, таким образом, начинает его ощущать (См. [80]).

Дискуссионные вопросы теории деятельности затрагивались и в исследованиях проблем музыкальных способностей Бориса Михайловича Теплова, исследованиях психологии памяти Анатолия Александровича Смирнова, непроизвольного запоминания Петра Ивановича Зинченко, чувственного восприятия Бориса Герасимовича Ананьева, даив работах других авторов тоже. И все эти исследователи по-своему “видели” деятельностный подход. Что касается “критики извне”, то здесь я упомяну еще две “линии огня”. Помнишь, мы говорили о школе Узнадзе и разработке этой школой проблемы установки? С: Конечно!