Кстати, позже, вернувшись в Москву, пережив ряд страшных лет (ее муж был репрессирован), Блюма Вульфовна явилась одной из создательниц отечественной патопсихологии, став на позиции деятельностного подхода, не приемля методологии бывшего своего учителя Левина. Но на лекциях о нем она буквально заставила нас влюбиться в этого человека, умершего, к сожалению, довольно рано, в 57 лет, но успевшего внести столь большой вклад в развитие американской социальной психологии, что американцы считают его “своим”. Тем не менее мы остановимся на “берлинском” периоде его деятельности, до эмиграции. Давай же послушаем саму Зейгарник, рассказывающую о Курте Левине.
Б.В. Зейгарник: К. Левин был не только крупным ученым, но и ярким человеком с широким кругом интересов, эрудированным в вопросах биологии, физики, математики, искусства и литературы. Однако всецело он был поглощен психологией. Своими идеями он был увлечен, захвачен. Он мог рассуждать на темы психологии в любой момент и в любой обстановке. Случалось, что его осеняла какая-нибудь мысль во время прогулки — он мог тут же остановиться среди улицы, вынимал блокнот и начинал записывать пришедшую ему мысль, не обращая внимания ни на удивленных прохожих, ни на транспорт… Он был очень требователен и строг …в работе, даже гневен, если замечал недобросовестное отношение к результатам эксперимента. “Наука не терпит лени, недобросовестности и глупости”, — была его любимая фраза.
…К. Левин был страстным поборником эксперимента в психологии. При этом он всегда подчеркивал, что эксперимент должен вытекать из теории и отвечать на конкретную задачу. “Без теории эксперимент слеп и глух”, — любил он повторять своим ученикам. К. Левин не любил стопроцентного совпадения результатов: “слишком хорошо сходятся
“Эффект Зейгарник” и проблема квази-потребностей 383
концы с концами — проверьте еще раз”, требовал он. Он считал, что анализ “отрицательных” результатов выяснение причин подобного отклонения часто помогают установлению закономерностей изучаемого явления. Придавая большое значение установлению общих закономерностей, формализации результатов эксперимента, он с большой осторожностью относился к количественным данным [21,с. 14-15].
А.: Однако Левин был не только поборником эксперимента. Он посвятил ряд своих работ исследованию методологии эксперимента в психологии, проповедовал естественнонаучную парадигму экспериментального исследования в психологической науке… С: Как? Ты только что говорил, что эксперименты Левина — это как раз вовсе не “естественнонаучные” эксперименты…
А.: Это мнение одного из исследователей творчества Левина. Другие авторы так не считают (См. [22, с. 57]), утверждая, что Левин сохранил тип естественнонаучного эксперимента. Позиция экспериментатора в них “внешняя”, за экспериментами стоит теория, в них проверяются определенные гипотезы… Вместе с тем, несмотря на “внешнюю” позицию, экспериментатор активно участвует в ходе эксперимента… С: Как это может быть?
А.: В экспериментах Левина буквально воспроизводился некий “реальный пласт жизни со всеми своими нюансами” [22, с. 50], где, естественно, экспериментатор тоже был “элементом” этого пласта… Некоторые эксперименты Левина настолько близки жизни, что их идея родилась буквально в реальных жизненных ситуациях. Зейгарник любила нам рассказывать, как родилась идея ее дипломной работы. “Эффект Зейгарник” и проблема квази-потребностей
Б.В. Зейгарник: Левин сидел со своими студентами в кафе и обсуждал эксперименты, неожиданно он подзывает официанта и спрашивает: “Скажите, пожалуйста, вон в том углу сидит парочка — что они заказали у вас?” Официант, даже не посмотрев в свою записную книжечку, отвечает: “Это и
Диалог 8. Равно ли целое сумме своих частей?
это.” — “Хорошо. А вон та парочка выходит. Что они ели?” И официант начинает неуверенно называть блюда, задумывается. Левин задает своим студентам вопрос: как объяснить, что официант лучше запомнил заказ, который еще не выполнен? Ведь по закону ассоциации официант должен был лучше запомнить то, что было заказано ушедшими людьми: он им подавал, они уплатили (была большая цепочка ассоциаций), а официант лучше запомнил, что заказано, но еще не подано?
И Левин отвечает: “Потому что у официанта нет потребности запоминать то, что заказали ушедшие люди. Он их обслужил, они заплатили, а эти только заказали, он их не обслужил, у него есть потребность к запоминанию заказа” [21, с. 22-23]. С:Ав чем заключалось само-то исследование?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу