Соколова Е.Е. - 13 диалогов о психологии

А.: И Сеченов делает из этого следующий вывод: “Первая причина всякого человеческого действия лежит вне его” [Там же, с. 136], то есть любое человеческое поведение суть рефлекторное явление.

С: Да, первая причина, может быть, и лежит извне, но ведь есть и вторая, третья и так далее причины, которые, что называется, “внутренние”: голос моей совести подсказывает мне, что в том или ином случае я должен поступать так-то и так-то, несмотря на все соблазнительные внешние влияния…

А.: В том-то и дело, что Сеченов и то, что ты называешь “внутренними” причинами, считал производными от первоначально внешних причин. Сеченова поэтому можно рассматривать как родоначальника идеи интериоризации в психологии… О ней у нас будет особый разговор, а пока вот суть данной идеи: то, что было внешним, стало внутренним, то

250 Диалог 6. Что может наблюдать психолог? Конечно, поведение

есть, в данном случае, “голос совести”, кажущийся внутренним, был когда-то внешним

стимулом, а затем подвергся ин-териоризации, или, как любил говорить Выготский, который

разрабатывал эту идею далее, “вращиванию внутрь”.

С: Как это?

А.: Сеченов пытается доказать это положение рядом наблюдений за психическим развитием ребенка, что было одной из первых попыток ввести в психологическую науку объективно-генетические исследования.

И.М. Сеченов: Мы приучаемся вкладывать вяне только причину и возможность как совершающихся в данную минуту, так и всех вообще знакомых нам действий, но относим к я, как к причине, даже самое бездействие (я хочу и делаю, хочу и не делаю…)… Легко понять, что воля ребенка здесь не при чем, он не делает того, что ему велено, потому что голос более сильный зовет его в другую сторону… В этом периоде жизни мочь положительно — значит для человека следовать слепо тем голосам, которые его манят в поле, на луг, бегать, играть, бросать камнями в прохожих, гоняться за собакой, а мочь отрицательно — увернуться от назойливого голоса матери или учителя. Но вот в душе школьника начинает происходить какой-то перелом: голоса первого рода начинают бледнеть, на место них промелькнет в голове то образ Александра Македонского в латах и шлеме, о котором он слышал в школе, то рассказ, как живет муравей, пчела, то картинка из книги, и рядом с этим из голоса матери и даже учителя начинают как будто исчезать докучливые тоны, хотя они продолжают по-прежнему приказывать. Это — период крайне важный в жизни, эпоха, когда в душу всего легче вложить такие голоса, как чувство долга, любовь к правде и добру. Вкладывание это как следует совершается, к несчастью, лишь в редких случаях, а еще реже те — когда вкладывание длится через всю юность. Но зато при таких исключительных условиях и развиваются те прелестные типы, которые совсем забывают, что они могут не делать того, что говорит им разум или сердце, и делают поэтому всякое доброе дело непосредственно, легко, без усилий, с полнейшим убеждением, что дело иначе и быть не может [6, с. 72-74]. А.: Сеченов, несомненно, имел в виду своих замечательных современников, с которыми неоднократно сводила его судьба, а это были Дмитрий Иванович Менделеев, Александр Порфирьевич Бородин, Сергей Петрович Боткин, а также

Смысл понимания психической деятельности как рефлекторной 251 крупнейшие русские писатели XIX века, в творчестве которых нашла определенное отражение гласная или негласная полемика с его научными идеями. О Сеченове неоднократно с уважением упоминает в своих очерках Салтыков-Щедрин, полемику с его идеями ведет герой романа Льва Толстого “Анна Каренина” Левин, с ним спорят герои Достоевского, а сам Достоевский посвящает Сеченову много строк — причем часто далеко не хвалебных — в своих записных книжках; Сеченовым интересуются Александр Николаевич Островский и Иван Сергеевич Тургенев. По преданиям, прототипом героя романа Чернышевского “Что делать” Кирсанова послужил не кто иной, как Сеченов. Да и сам Сеченов был примером такого “прелестного типа” личности, ученого-подвижника, обладающего страстью учить любого человека, причем часто совершенно бескорыстно (среди его учениц, кстати, была и математик Софья Ковалевская). Сеченов неоднократно читал бесплатные публичные лекции, “принципиально бесплатно”, как подчеркивает современный его биограф, преподавал на бестужевских курсах и учительницам в Москве, бесплатно перевел с немецкого языка и издал объемистую книгу по медицине одного немецкого исследователя, чтобы таким образом выразить благодарность “приютившему на старости лет” Сеченова Московскому медицинскому факультету (См. [7, с. 44]). И столь же трогательно звучат строки из его завещания, в котором 6000 рублей из всего своего капитала в 10000 рублей он завещает крестьянскому обществу села, где родился. A.M. Браган: 6000 рублей — это именно та сумма, которую при отказе Сеченова от прав на имение ему вручили братья и на которую он смог три года стажироваться в научных центрах Европы. Желая вернуть долг крестьянам, Иван Михайлович копил эту сумму из пенсии и редких гонораров за статьи, экономя на многом (один только вид сеченовского рабочего халата, аккуратно заплатанного и заштопанного, свидетельствует о подчеркнутой бережливости профессора) [7, с. 47-48].