Борис Парамонов: Борис Парамонов на радио "Свобода" -июнь 2003- декабрь 2004

"Сколько раз говорил: желал бы сделать то и то, но где люди? Кем я возьмусь? Вот кем. Вот люди. Сами шли к нему, но он их отверг; и если пойдут мимо, против него, кто виноват?

Говорил - услышали; учил - учились; повелел - исполнили. Он изменил тому, во что верил; они остались верными. За что же их судить? За что казнить? Если им на шею петлю, то ему - жернов мельничный за соблазн малых сих. Судить их - себя судить; казнить их - себя казнить.

Он - отец; они - дети. И казнь их будет не казнь, а убийство детей. Отцеубийством начал, детоубийством кончит".

Ситуация уникальная, конечно. Но ведь не всякий наследный самодержец приходит к власти через кровь своего отца. Однако у Александра, думается. с отцеубийством, с преступлением как таковым связалось само понятие о власти. Не он преступен - власть преступна. Это власть заставляет убивать - среди других и отца собственного. Власть - и причина, и следствие убийства, универсальное убийство, убийство как таковое. Последняя, коренная неправедность власти - вот что понял русский император Александр Первый. И был он в этом глубочайше русским человеком. Таким, как Лев Толстой.

И недаром же сложилась легенда об Александре: что не умер он, а скрылся - и живет в Сибири под именем старца Федора Кузьмича. И эту легенду задумал переложить в роман Лев Толстой. Кто сомневается, что это было бы лучшим из его сочинений? Уж очень всё русское сходилось здесь. Если "Война и мир" - русский Гомер, то здесь вышла бы русская Библия.

Так-то оно так, но кто сейчас живет, руководствуясь священными книгами? Нужны книги не священные - а законы, светские установления. Вне этого русские - все, в том числе и власть русская, - останутся теми же, кем были всегда: полусвятыми, полупреступниками. По очереди, в хронологическом порядке: от Ивана к Федору, от Павла к Александру, от Николая к Ленину, от Сталина к Горбачеву.

Нужно же не абсолютное нечто, а попроще: среднеарифметическое. Как подходящий жених для Агафьи Тихоновны.

Source URL: http://www.svoboda.org/articleprintview/24202901.html

* * *

[После Бога] - [Радио Свобода © 2013]

Исполнилось 90 лет с окончания Первой мировой войны. Эта дата - 11 ноября - широко отмечается на Западе, отнюдь не только в юбилейные годы: не знаю, как e Франции и в Англии, но в Соединенных Штатах это праздник, называемый День Ветеранов. Совсем по-другому обстоит дело в России. Можно сказать, что первую мировую войну забыли в ней. Это и не удивительно, ибо события, последовавшие во время войны и сразу после, грандиозностью и всемирно-исторической значимостью превосходят едва ли не всё, что было в истории человечества,- за исключением, может быть, падения Римской империи. Конечно, гражданская война в России и утвердившаяся на семьдесят с лишним лет большевицкая диктатура не могли не затемнить таких, сравнительно маловажных, событий, как, скажем, взятие Львова русскими войсками в 1914 году или оставление Варшавы в 15-м.

На Россию и русские сюжеты в связи с первой войной даже и не хочется особенно нажимать, потому что эта война была поистине мировой - если не в географическом смысле, то в историческом. Она принесла радикальнейшие изменения в культурный строй всего мира и Запада в особенности. Парадокс в том, что эти изменения в сущности, в качественной характеристике были теми же, что и в России с большевизмом. Единственная - но и какая важная! - разница в том, что Запад не свалился с некоей вершины, но постепенно и, можно даже сказать, не без комфорта с нее соскользнул. Имею в виду межвоенный промежуток: между 1918-м, когда кончилась война на Западе, и 39-м, когда она снова на Западе началась.

Солженицын с большой эмфазой ставит вопрос: а нужна ли была России эта война? Законен контрвопрос: а кому она вообще была нужна? В дурном сне никто не мог представить не только результаты, но самый ход этой войны, которая впервые в истории была войной машин, высокоорганизованной разрушительной техники - и потребовала массовой, по существу тотальной мобилизации людских ресурсов. Если б это кому-нибудь было ясно, то никакой венский, берлинский или петербургский двор на эту акцию не решился бы. Существовала инерция традиционной политической культуры, когда верным оставалось правило: война есть продолжение политики иными средствами. А под политикой понималось в основном разграничение или, наоборот, расширение территориальных приобретений. Страшно было важно, под чьим контролем находится Босния с Герцеговиной или Молдавия с Валахией или кому принадлежат пресловутые проливы. Сегодня сказали бы: ни одна слезинка невинного ребенка не стоит Боснии с Молдавией, ни Босфора с Дарданеллами, - с той важнейшей коррекцией, что подразумеваемые младенцы населяют именно указанные области. Сегодня цивилизованные страны ведут войны для спасения, а не для избиения младенцев, говоря библейским языком. Но в 1914 году об этих младенцах вообще не думали - равно как и о лицах призывного возраста.