Борис Парамонов - Борис Парамонов на радио Свобода- 2007

Вы должны быть все вместе, должны быть счастливы,— наперекор врагам, или лучше сказать, врагу нашему — матери, для которой в душе моей нет другого чувства, кроме проклятий и самого глубокого презрения. Она источник нечистоты в нашем семействе, — ее присутствие, ее существование есть уже оскорбление святыни.

И еще:

Мать же нашу я проклинаю, для нее в душе моей нет места другим чувствам, кроме ненависти и самого глубокого, решительного презрения. Не называйте меня жестокосердым; пора выйти нам из сферы фантастической, бессильной чувствительности, пора становиться людьми и быть столь же постоянными и сильными в ненависти, как и в самой любви; не прощение, но неумолимая война нашим врагам, потому что они враги всего человеческого в нас — враги нашего достоинства, нашей свободы.

Стать людьми — значит возненавидеть мать: это логика не метафизического злодея, а словоблуда.

Незачем искать индивидуально-психологических мотивов этого комплекса в характере самой бакунинской матери ( у которой, между прочим, кроме Мишеля, было еще десять человек детей). Дело не в матери, а в самом Бакунине, глубоко патологическом субъекте. «Страсть к разрушению как творческая страсть» — образец бакунинской пустой риторики: в его страстях не было ничего созидательного. Он, как и Гитлер, — некий метафизический изгой, маргинал выродок, урод в семье. И ни в чем так не сказалась патологическая природа пресловутой революционной страсти, как в изуверском «Катехизисе революционера», о котором историки-доброхоты до сих пор спорят: кто написал этот кошмарный текст — Бакунин или Нечаев. Хотят думать, что Нечаев. Нечаев, мол, нехороший человек, его Достоевский разоблачил, списывай все на Нечаева. Так Достоевский и Бакунина разоблачил, увидев в Ставрогина демоническую модификацию рудинского смешного бессилия. Если Бакунин и не написал текст физически, то мог написать, а подписал уж точно, и вообще вертелся вокруг Нечаева, всячески его выдвигая: после смерти Герцена выманил у вечно пьяного Огарева деньги из Бахметьевского фонда для Нечаева. Главный тезис «Катехизиса»: революционеру все дозволено, потому что он конченый человек, у него нет ни родины, ни семьи, ни каких-либо частных чувств. Вспоминается, что среди древних полководцев-завоевателей самыми жестокими были скопцы, евнухи. Вот типология Бакунина — и Гитлера, естественно.

Но — вот тут хочется остановиться, попридержать коней, внести коррективу. Именно Бакунина не стоит демонизировать. Все-таки он был русский человек — старо-русский то есть, жил в те времена, когда русские люди еще не были злыми. Поэтому неслучайно в сюжете «Катехизиса революционера» мы имеем дело не с одним человеком, а с парой. Достоевский опять же прав, давший модель папы-либерала и сынка-террориста. Нечаев при Бакунине — Петруша Верховенский. Это все, что мог породить скопец Бакунин.

Что заставляет смягчить оценку Бакунина, допустить снисхождение к нему? Его персональный облик растяпы, бездельника, месяцами лежавшего на диване, человека даже как бы добродушного. Парадокс Бакунина в том, что этот, так сказать, пламенный революционер был в действительности Обломов со всеми его почесываниями. (Еще одна литературная реминисценция: «кипучий лентяй» Полесов из «Двенадцати стульев».) Мережковский сказал бы: Обломов — это Бакунин в созерцании, Бакунин — Обломов в действии. Бакунин — Обломов, слезший с дивана с целью жениться на Ольге. Из этой женитьбы, как мы знаем, ничего не вышло. Ольга вышла за Штольца.

Вот образ обозримого русского будущего, собственно уже настоящего. Леваки-анархисты, которых новомирский автор обнаружил на развалинах Прямухина, скорее всего симпатичные люди, но новой левой ориентации не может сейчас быть в России, она еще не изжила старой, бакунинской. Русская коллективная психея жаждет Штольца — и она его получила: Путин. Он даже говорит по-немецки, — чего еще желать?

Правда, надо помнить, что немцы при всей своей внешней и внутренней дисциплине любят иногда взбрыкнуть.

Source URL: http://www.svoboda.org/articleprintview/383563.html

* * *

[Уроки Февраля] - [Радио Свобода © 2013]

Статья Солженицына, обнародованная к 90-летию Февральской революции, подана настолько демонстративно, что в самом факте ее публикации соблазнительно усмотреть какой-то второй и третий план, какой-то едва ли не тайный умысел. Трактовки даются самые разнообразные. Кто-то усматривает в ней подсказку Путину, чуть ли не оправдание загодя пресловутого «третьего срока»: власть ни в каком случае не должна быть слабой. Возможен и прямо противоположный вывод: власть, оторванная от общества и переставшая с ним считаться, готовит себе гибель — тоже урок Февраля. Либералы, где им еще можно высказаться, протестуют против обычного солженицынского обвинения либеральной идеологии во всех грехах прошлых, настоящих и будущих. Спокойнее других звучат высказывания некоторых историков и политологов: статья Солженицына не имеет отношения к нынешним делам и никого на глубине не затронет.