Борис Парамонов - Борис Парамонов на радио Свобода- 2007

Несомненно, Морозов – фигура из Салтыкова-Щедрина, просится в знаменитый список глуповских градоначальников. Он уже однажды отличился нестандартной инициативой: устроил экзамены по русскому правописанию для чиновников, заявив, что их безграмотность его «достала». Этим он напомнил деятеля позапрошлого века, причем из «прогрессивных», Сперанского, в начале царствования Александра Первого потребовавшего для получения чина начиная с коллежского асессора сдать экзамен «по праву естественному и началам математики». Но нынешняя инициатива «Роди патриота к Дню России!», прозванная уже «Днем зачатия», куда круче, она Морозова внесет в летописи российской истории, и не литературной уже, а реальной.

Но русская литература велика и обильна так же, как и русская земля, и явления, подобные морозовскому, описаны отнюдь не одним Щедриным. Тут вспоминается писатель даже и советский – Илья Эренбург. Его Великий Провокатор Хулио Хуренито сочиняет декреты: «До выработки центральными советскими органами единого плана рождений на 1919 год запрещается с 15-го с.м. гражданам г. Кинешмы и уезда производить зачатия».

У Эренбурга же в другом его романе «Трест Д.Е.» есть сатирическая картинка, еще более соответствующая ульяновской хронике, но отнесенная к Франции. «Трест Д.Е.» - роман утопический, описывающий будущую гибель Европы. Францию губит непомерное любострастие, приведшее мужское население к слабости. Делу помогают чудесные пилюли «Афродитин», в просторечии "афро". Но они-то и оказываются той провокацией, которая вызывает катастрофу: поначалу стимулируя, «афро» в конце концов приводят к полному иссяканию потенции. Их запрещают под страхом смерти. Но численность населения падает, Франция вырождается, предлагаются даже проекты массового ввоза африканцев из французских колоний для пополнения убыли. В этой ситуации национальную инициативу проявляет мэр Перпиньяна, учреждающий премию для юноши, способного произвести зачатие. Выбор падает на некоего Поля Пти, отличающегося скромностью и благонравным поведением, - свойствами, априорно способствующими сохранению жизненных сил. В решительный момент подавленный Поль Пти выбегает из спальни новобрачных с криком: «Сто афро, и поскорей!»

Эренбурговская фантазия не на пустом месте возникла. Известно, что рождаемость во Франции стала падать еще в XIX столетии, и падала неуклонно до второго президентства Де Голля, который провел законодательство, способствовавшее радикальному сдвигу. Список соответствующих мер весьма внушителен, и предусматривает массу льгот для семей, решивших иметь больше одного ребенка. Численность населения Франции действительно стала увеличиваться.

Так что государственная политика по улучшению демографической ситуации высмеивания в принципе не заслуживает. Смешон административный восторг «власти на местах». Смешны День зачатия и тостер. Впрочем, в Европе, с ее нынешними коктейлями, тоже есть над чем посмеяться.

Радио Свобода © 2013 RFE/RL, Inc. | Все права защищены.

Source URL: http://www.svoboda.org/articleprintview/414487.html

* * *

[Гераклид Достоевский] - [Радио Свобода © 2013]

В Америке, при всей ее сногсшибательной культурной новизне, все-таки иногда чувствуешь связь времен и культур. Нет-нет, да и всплывет что-нибудь староевропейское.

Такие смешанные элегически-ностальгические чувства я испытал, прочитав в «Нью-Йорк Таймс» от 22 сентября 2007 года рецензию (Doubt Grows Into an Obsession) на спектакль по пьесе Фернана Кроммелинка (Fernand Crommelynck) «Великолепный рогоносец» (The Magnificent Cuckold). Пьеса поставлена в маленьком театрике Ист Ривер Комедия (East River Commedia) в Гринвич Виллидж (Greenwich Village). И поставлена, судя по рецензии, плохо. В общем нынешний американский постановщик — явно не Мейерхольд.

Ведь это именно Мейерхольд в 1921 году сделал из пьесы Кроммелинка сенсационный спектакль, ставший манифестом его обновленного искусства. Мейерхольд дореволюционный, декадентский, с портрета Бориса Григорьева, стал Мейерхольдом советским, конструктивистским, авангардным и чуть ли не коммунистическим: во всяком случае в партию большевиков вступил.

О спектакле Мейерхольда написаны горы исследований, его «Великодушный рогоносец» стал классикой театра двадцатого века, причем мировой классикой — вроде советского павильона на Мировой выставке 1925 года в Париже. По таким культурным явлениям, как советская архитектура и кино, поэзия Маяковского и театр Мейерхольда, западные культурные люди судили о так называемом «советском эксперименте» — и впадали в восторги. Советское искусство двадцатых годов было авансом, по которому оценивали платежеспособность большевиков.