Елена Колчак: Очевидное убийство (Рита Волкова - 5)

— Да я разве против? Бдительные соседи — наше все. Просто негуманно как-то. А вдруг бы тот еще живой был? Вдруг бы его еще спасти можно было?

— Гуманистка, — проворчал майор. — Званцева вспомни.

Намек на недавнюю сомнительную историю и не менее сомнительную мою в ней роль был настолько прозрачен, что я предпочла заткнуться.

— Могу тебя успокоить, — продолжил Никита. — Помощь господину Челышову была нужна, как мумии искусственное дыхание. Умер он если и не мгновенно, то к моменту появления соседа точно был уже там, — Ильин воздел палец к небу. — Зато следов Гордеев не затоптал. И группа быстро приехала.

— И обнаружила возле тела нож с отпечатками пальцев упомянутой Дины Вишневской, — продемонстрировала я блеск интуиции. Хотя какая там интуиция, голая логика. — После чего — или еще до того, не знаю, сколько времени нужно, чтобы с пальцами разобраться — в общем, девушку взяли, она разрыдалась и, давясь слезами, рассказала, что ничего не помнит. А Челышова вообще знать не знает. Или наоборот, знает, ей сердце подсказало, что с ним неладно, она кинулась к нему… Далее по первому варианту — ничего она не помнит. Была в квартире, не была — пустота. А откуда у нее на одежде кровь — понятия не имеет.

— Не смейся, не смешно.

— Да уж чего смешного.

— Нож с ее отпечатками действительно лежал возле тела.

— Ты серьезно?

— Это не я, это эксперты. И на туфлях у нее действительно следы крови.

— Только на туфлях?

— Не только. Еще немного на джинсах возле колена и на левом рукаве рубашки.

— И она, конечно, не знает, откуда эта кровь взялась.

— Она молчит.

— То есть как, совсем?

— Нет, не совсем. На любые вопросы отвечает, кроме тех, что этого дня касаются.

— Понятно. А маму ее ты ко мне прислал исключительно ради того, чтобы отвлечь меня от работы и расцветить мою унылую жизнь прелестью разнообразия, — я осеклась. — Ох, а который теперь час?

Показания моих собственных часов и освещенность окружающего мира находились в явном противоречии: солнце, выглянув ненадолго из-за туч, похоже, начало задумываться — а не пойти ли ему уже спать, а стрелки сообщали о начале пятого. Опять я этот механизм завести забыла! А электронные часы меня не любят, и выходят из строя с нудным постоянством не позднее чем через сутки пользования.

— Девятнадцать ноль восемь, — сообщил герр майор металлическим голосом «точного времени».

— Матка боска Ченстоховска!

Я метнулась в комнату, так что двум табуреткам, оказавшимся у меня на дороге, пришлось в полном беспорядке отступить куда-то под стол. Стол дрогнул. Ильин — вот что значит оперативник! — успел одновременно убрать ноги с пути четвероногих снарядов и подхватить падающую джезву. Впрочем, на восторги времени не оставалось. Как и на приведение себя в парадный вид. Ладно, обойдемся более-менее пристойным. На это ушло три с половиной минуты. Никита Игоревич встретил меня восхищенным возгласом:

— Вах! Впервые вижу женщину, которая умеет собираться действительно быстро.

Век бы слушала, да некогда! Я прервала комплименты, постаравшись все-таки обойтись без грубости:

— Никитушка, солнышко, лапушка моя, извини бога ради, но давай отложим продолжение беседы на завтра? Мне через двадцать минут надо быть на другом конце города.

— Где именно? — лениво поинтересовалось солнышко.

— У филармонии. То есть, у драмтеатра, то есть… ну, в общем, в том районе.

— И чего ты нервничаешь? Давай я тебя отвезу. Если повезет, будем вовремя, если нет — опоздаешь не больше, чем на десять минут.

Я представила, как Ильин высаживает меня из своего рыжего драндулета прямо в распростертые объятья иссохшего от ожидания Бориса свет Михайловича… Картинка, писаная маслом.

Упомянутый Боб явился на моем горизонте недавно, и терять его из виду мне пока совсем не хотелось. Хотелось, наоборот, разобраться в загадке его безумного обаяния. Этим я и занималась с неясной периодичностью и абсолютно безуспешно вот уже третий месяц. И как раз сегодня вечером намечалась обширная культурная программа — от испанского фламенко в исполнении заезжих гастролеров до романтической прогулки под луной.

Но если ловить такси, значит что? Во-первых, опоздать не на десять минут, а на все двадцать пять, так мы и в зал, глядишь, не попадем. А во-вторых, в это время суток, да в направлении центра таксисты дерут так, что всю следующую неделю — до ближайших финансовых поступлений — придется изображать из себя иллюстрацию к известному романсу «Сухою бы я корочкой питалась». Я, конечно, вполне непритязательна в еде, но ведь не до такой же степени! Ни один мужик в мире не стоит того, чтобы ради него сидеть на голодном пайке. Впрочем, тысячи и даже миллионы женщин с таким мнением наверняка не согласятся, ибо изводят себя диетами, от которых загнулся бы даже индийский йог — все исключительно ради Него, Лучшего В Мире. Да еще чувствуют себя от всех этих самоистязаний жутко счастливыми. Жизнь, возложенная на алтарь Великой Любви. Н-да. Любовь — это аргумент. Это я, должно быть, ненормальная.