— И что?
— И все. Дальше ему достаточно было посмотреть на твою физиономию, чтобы убедиться в собственной правоте. Ты же врать не умеешь совершенно. То есть, извини, умеешь, когда у тебя есть время приготовиться. А если неожиданно, то у тебя все мысли и соображения на лице нарисованы. Да ладно, не переживай, ничего нового ты ему не сообщила.
— Ты думаешь, наши телефоны чистые?
— Плохо же ты майора знаешь! Не станет он тебя подслушивать. Но если хочешь, я проверю, конечно. Исключительно для твоего душевного спокойствия. Подожди немного, технику кое-какую притащу.
И усвистал. Благо, живем мы рядом, наши дома стоят вплотную. Однако, не зря говорят, что хуже нет — ждать и догонять. И «немного» — понятие сугубо субъективное. Я попыталась потратить время ожидания на какую-нибудь полезную деятельность, при этом уронила две табуретки, основательно приложилась лбом о дверцу навесного кухонного шкафчика и, наконец, попытавшись сварить кофе, опрокинула сахарницу.
Ну и ладно! Что мне, заняться больше нечем? Достала из сумки купленную тряпочку и принялась крутиться перед зеркалом, прикладывая ее то так, то эдак. Дома тряпочка выглядела еще лучше, чем в магазине, и вообще, с учетом ширины тут не только «балахон» выйдет, но еще и длинный романтический шарф. Я начала вспоминать адрес ближайшего ателье, где мне смогли бы обработать края, дабы не утяжелять их подгибом…
Через пять минут таких интеллектуальных упражнений мне уже стало казаться, что труп в студии мне попросту приснился, что же до Натали, то она вообще не имеет ко мне отношения, мало ли в городе происходит несчастных случаев, что ж теперь, над каждым голову ломать? И тут зазвонил телефон.
В трубке я с удивлением услышала голос Игоря Глебовича. Крупный специалист, по его словам, полчаса назад вспомнил некий «пустяк», решил Лане Витальевне о нем сообщить, позвонил в студию, но Лана Витальевна пробормотала что-то вроде «это ужасно неудобно» и велела рассказать все мне. Видимо, своими «жучковыми» подозрениями я ее основательно напугала. Меня-то саму глебовские рассуждения почти успокоили, но именно, что «почти». Паранойя — штука упрямая. Нет уж, лучше подождать, пока Иннокентий даст полную гарантию.
Чувствуя себя полной идиоткой, я с преувеличенным почтением извинилась и крайне настоятельно попросила перезвонить через полчаса. Что там себе подумал про двух ненормальных теток Игорь Глебович, я боюсь даже предполагать. На часах сияло 16 часов, 23 минуты, 15 секунд.
Следующий звонок вежливого экономиста раздался ровно в 16-53. К этому моменту Кешка успел вернуться, заглянуть в телефон, потыкать какими-то штуками по разным другим углам, фыркнуть «я же говорил, что у тебя мания» и снова исчезнуть — поскольку Амалии Карловне от него потребовалась какая-то помощь. Я же начала потихоньку закипать от нетерпения.
Пустяк, забытый Игорем Глебовичем, заключался в следующем. Докладывая нам с Ланкой об использовании в посторонних целях студийных реквизитов, он почти ничего не сказал о сроках «сворачивания» левой деятельности. Совсем недавно — и все. Попросту счел это неважным.
Ну да. Если мне сообщают, что сосед наконец-то перестал кататься на моей машине — так какая разница, прекратил он свои развлечения вчера, позавчера или неделю назад, главное, что прекратил. Однако если эта машина как раз позавчера кого-то сбила — тут уж время приобретает значение почти первостепенное.
Но откуда было Игорю Глебовичу про это знать? Он и позвонил-то лишь потому, что подумал: вдруг Лана Витальевна решит надавить на своего бухгалтера — тогда знание хотя бы некоторых точных деталей может оказаться весьма полезным в смысле психологического воздействия. Одно дело сказать: мужик, ты на моей машине катался, он пожмет плечами и ответит, что тебе померещилось, совсем другое — мужик, ты конкретно позавчера в тринадцать-двадцать ездил конкретно туда-то и туда-то.
В нашем случае конкретная деталь была, к сожалению, всего одна: последние подчистки бухгалтерских файлов (тех, что нельзя было привести в первозданный вид удаленно, вроде «один эс» и тому подобных) производились около шести вечера в ту самую пятницу. Для Игоря Глебовича «та самая» пятница была самой обычной, он просто назвал день и время.
В свете сложившихся обстоятельств забытый пустяк вырастал до размеров как минимум пирамиды Хеопса, а то и целого Эвереста, ибо железно доказывал, что около шести часов вечера в пятницу Лариса Михайловна была в студии. При этом на ключе от черного хода ее пальчики, а вахтерша ее не видела — то есть, человек прокрался на рабочее место потихоньку.
Читать дальше