Елена Колчак: Заставь дурака Богу молиться (Рита Волкова - 6)

— Ну… Черный ход есть.

— Где?

— Да вот, как выйдешь от меня, соседняя дверь прямо в конце коридора. Пожарный запасной выход. Только там всегда закрыто. У меня даже ключа нет, будем гореть, придется на главную лестницу бежать.

— Это радует. А еще больше радует, что способности шутить ты не потеряла.

Я выглянула в коридор. «Всегда закрытый» запасной выход был не то что не заперт — даже немного приоткрыт. По крайней мере на первый взгляд. Или тут дверь такая хитрая, неплотно закрывается? Я огляделась: в коридоре пусто. Осторожненько дотянувшись до двери запасного выхода, я подцепила ее край ногтями — благо, они у меня почти железные, шурупы отворачивать можно — дверь послушно подалась. Не заперта. Ногтями же я вернула ее в первоначальное положение и вернулась в студию. Мамма мия! Без двадцати одиннадцать! Немедленно звонить — и пусть Никитушка будет на месте, иначе от всех странных обстоятельств мы с Ланкой не то что до приезда американцев — до второго пришествия не отмоемся.

2.

Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены…

Комета Галлея

Майор Ильин мог быть где угодно: в отпуске, в командировке, в погоне за кем-нибудь особо опасным, на тех же шашлыках. Это я существо тихое и домашнее, а Никита Игоревич — личность, как правило, абсолютно неуловимая.

Но — судьба хранит идиотов, а в особенности идиоток — ненаглядного удалось поймать с одного звонка. О да, не исключено, что это был вовсе не подарок судьбы, а напротив — ехидная ее ухмылка. Однако из соображений самосохранения разумнее считать, что подарок, все равно проверить «что было бы, если бы майор был в отсутствии» — как это проверишь?

Сказать, что мой звонок Ильина осчастливил, — это ничего не сказать. Не поручусь, что он там у себя на радостях сплясал джигу, — не видела, врать не стану. Но трубку телефонную он в порыве восторга точно повредил. Во всяком случае, что-то там у него хрустнуло. И предпочитаю думать, что в порыве именно восторга, а не иных чувств. Все-таки майор — удивительно темпераментный мужчина!

Но — сдержанный. В соседние камеры нас с Ланкой не посадили. Собственно, не только в соседние — совсем не посадили. Даже обидно несколько. И совершенно неинтересно. Много народу, много скучных вопросов.

Ильин, видимо, уже настолько привык к моей способности натыкаться на трупы (и иногда — буквально), что мое неправдоподобно своевременное появление в студии его, кажется, ничуть не насторожило. Зато — мало ему Ланкиной информации — всю душу из меня своими вопросами вытряс. По-моему, он был уверен, что я если и не убила эту девицу собственноручно, то как минимум отлично знаю и убийцу, и жертву. Или хотя бы жертву.

В конце концов я уже и обиделась:

— Знаешь, дорогой, вначале я еще была в себе уверена и могла присягнуть, что вижу эту особу впервые в жизни. Но, честное слово, чем дольше на что-нибудь или кого-нибудь смотришь — тем больше сомнений возникает. Я ее уже наизусть выучила, она мне месяц сниться будет. Ты меня еще полчаса поспрашивай, так я поклянусь, что знала жертву сто лет. Надо только придумать, откуда она мне известна.

Выраженье лица господина майора было спокойным — «как пульс покойника», по меткому выражению классика — вот это выдержка у мужика! Только глаза сузились. Романист девятнадцатого века написал бы: «Он прилагал немыслимые усилия, чтобы справиться с обуревавшими его чувствами». Я не романист и уж тем более не девятнадцатого века. Думаю, Ильина обуревало неодолимое желание плюнуть на нормы джентльменского поведения и тихо меня придушить…

Победили нормы.

— Проваливай! Понадобишься — найду.

Возмущению моему не было предела:

— Я Ланку не брошу!

— Вот и дожидайся ее где-нибудь там, — майор махнул куда-то в сторону Таймыра.

— Вот еще! Я все-таки главный свидетель или кто?

Вот вам. У него опыт, а у меня вся мировая энергия в одном отдельно взятом теле. Никита устало поинтересовался:

— И почему же ты главный свидетель?

— Здрассьте! — возопила я, надеюсь, достаточно искренне. — Кто тело обнаружил?

Взор Никиты Игоревича засветился смутным подозрением. Массаракш! Он-то всю жизнь считает, что я умная, а я тут дуру фирменную изображаю. И почему я всегда переигрываю?

Но нет худа без добра. Из ДК мы с Ланкой вышли вместе. Разыскали открытое кафе, хряпнули по коньячку и тупо уставились друг на друга.

— Ну, какие соображения?

Ланка помотала головой и махнула вторую рюмку, как воду, буркнув: