Советы выставили перед своими позициями целую цепь передовых постов и секретов, а численность их ударных войск казалась просто неограниченной. У них было множество снайперов, а местность была хорошо пристрелянной. Они могли лежать в засаде часами, вглядываясь в бинокли. Они отличались такой феноменальной меткостью, что могли попасть в голову человека, даже если тот приподнимал ее над краем траншеи всего на какую-то долю секунды. Самыми легкими мишенями для них служили молоденькие норвежские резервисты, совсем зеленые и неопытные – про таких говорят «у них еще молоко на губах не обсохло». Некоторые из них были просто счастливы, что могут, наконец, «как взрослые», сидеть в окопе и стрелять из настоящего оружия. Такие молокососы, как правило, жили на передовой недолго.
Советская артиллерия тоже не молчала. К тому же русские временами высылали по 5-6 бомбардировщиков, утюживших наши тылы. Но им не всегда везло. Помню, как-то два истребителя «люфтваффе» сбили этих нарушителей спокойствия, и нам удалось взять в плен их экипажи, выбросившиеся с парашютами и приземлившиеся прямо на наших позициях.
Когда нас перебросили в Урицк (Гатчину), еще ближе к Ленинграду, чем наша прежняя позиция, нам пришлось драться. Бой был коротким, но жестоким. Теперь настал черед большевиков нервничать и беспокоиться. Они понимали, что эта местность местами весьма уязвима для наших атак. Наша позиция располагалась под Урицком, вдоль линии пригородных поездов, вдоль высокой железнодорожной насыпи. Наши траншеи располагались на переднем скате насыпи и были залиты водой – наступил период оттепели. На одном из участков мы были отброшены, и красные, перейдя в атаку, захватили наши окопы. В окопах было полно воды, но, похоже, Иваны особо не страдали от этого. Они были обуты в высокие резиновые сапоги американского типа, доходившие чуть ли не до промежности. Это позволяло им спокойно ходить по колено в воде, в отличие от нас – хотя нам приходилось делать то же самое, но с гораздо меньшим комфортом.
Было решено начать атаку сначала на боевом участке, расположенном в верхней части насыпи, а не одновременно по всему фронту. Наши разведчики вышли из-за разрушенного здания какого-то музея. Их было 12 человек, вооруженных 50-миллиметровыми минометами, которые они мговенно привели к нормальному бою. Тем временем мы, остававшиеся внизу, нашли небольшой ручей, текший вниз, в сторону советских позиций. Мы пошли вниз по течению ручья до удобного места, откуда могли вступить в дело, когда настанет наш черед действовать.
Атака, разыгранная, как по учебнику
Что сыну Один
Поведал, когда
Сын лежал на костре?
Речи Вафтруднира.
Координация сил для атаки была разыграна как по учебнику. Командир нашей штурмовой группы достал сигнальный пистолет и выпустил зеленую ракету, дав сигнал минометчикам. Я точно запомнил дату и время. Это было в 13.00 2 мая. Наши войска у подножия насыпи открыли огонь из пулеметов МГ-34, автоматов, винтовок, стали бросать ручные гранаты. Мы приготовили для красных весьма острое блюдо – связки гранат, по пять ручных гранат в каждой. Эти связки мы швыряли в неприятельские окопы и бункеры. Был среди нас один парень – русский по отцу и норвежец по матери. Он крикнул Иванам на их родном языке, чтобы они поднимали руки вверх и выходили сдаваться. Некоторые красные выскочили из траншей и побежали в сторону города. Но не ушли от наших тяжелых пулеметов. Это была настоящая бойня, кровавая баня.
Но не все предпочли получить пулю в спину. Многие предпочли сдаться. Мне особенно запомнилось пятеро из числа тех, которые сдались. Вид у них был крайне истощенный. Один из них был, верятно, комиссаром – мне бросилась в глаза красная пятиконечная звезда с серпом и молотом у него на шапке. Так этот тип при виде нас сорвал с шапки звезду, швырнул ее на землю и начал топтать ее своими сапожищами, как бешеный. Двое других шли под конвоем одного нашего норвежца. Норвежец достал немного табаку, чтобы скрутить себе сигеретку. Русские пленные смотрели на табак такими голодными глазами, будто сто лет не курили. Зато у них в вещмешках нашлось немного сала. И тогда было заключено «джентльменское соглашение» – немного табака в обмен на сало. Ну и, конечно, пленным пришлось расстаться со своими резиновыми сапогами. Их отконвоировали в тыл.
Любопытство заставило меня пойти осмотреть советские траншеи после боя. Но как только я двинулся по направлению к окопам, прогремел сильный взрыв, подбросивший меня в воздух. Это была либо мина, либо неразорвавшаяся авиабомба. Я лежал на земле, но был в полном сознании. Во всяком случае, я мог ясно различить, что моя правая ступня оторвана и болтается буквально «на ниточке». Подоспевшие санитары кое-как привязали оторванную ступню к ноге и отнесли меня в ротную медсанчасть, где мне была оказана первая медицинская помощь. Потом мне пришлось сменить несколько госпиталей в Прибалтике и в Германии, где мне сделали в общей сложности шесть операций. Так для меня закончилась война. В заключение могу сказать следующее. Всякое, конечно, пришлось пережить за время службы, но даже в самых сложных ситуациях медицинское обслуживание в германской армии было на высоте».
Читать дальше