(Наматывай музыку, парень,
на скрещение клаве!)
Спускайся,
бумажный змей.
Устал, мулаточка, ждать я...
Падай в мои объятья!
Николас Гильен
ЛИТТЛ-РОК
Роняет слёзы музыка блюза
в это ясное утро.
Плачет блюз под свистящим бичом
белого Юга. И дети,
чёрные дети,
под конвоем учителей
в школу страха идут...
Их по классам разводят,
обучать их будет Джим Кроу,
дети Линча сидеть будут рядом,
и на партах, на каждой парте,
перед каждым чёрным ребёнком
изойдёт чернильница кровью,
карандаш костром запылает.
Вот он — Юг. В вечном свисте бича.
Юг зловещим пятном гангрены
разлился под жестоким небом,
пусть чёрные дети не ходят
в школу, где учатся белые.
Пусть тихонько сидят себе дома,
пусть-ка лучше (так будет лучше)
перестанут стучаться в двери,
перестанут по улицам шляться,
перестанут девочек белых
провожать восхищённым взглядом
(а то ведь недолго до пули).
Им останется — yes,
низко кланяться — yes,
на колени — yes,—
становиться.
В нашем мире — yes,
равноправны все,—
разглагольствуют представители
президента. А в это время
маленький беленький мячик,
шаловливый беленький мячик,
президентский (от гольфа) катится,
словно крошечная планета,
по траве зелёной и чистой,
сочной, девственной, шелковистой
катится мячик — yes.
А теперь,
господа и дамы,
юноши, девушки, дети,
старики с бородами и лысые,
негры, мулаты, индейцы,
подумайте, что станет с вами,
что станет со всеми на свете,
если весь мир станет Югом,
под свистящим бичом застонет,
обольется кровавым потом,
станет Литтлом и станет Роком
и зловещим пятном гангрены
разольётся под общим небом...
Задумайтесь на мгновенье,
представьте себе всё это.
ГОЛОД ИДЁТ ПО КВАРТАЛАМ...
Голод идёт по кварталам,
шарит по жёлтым лицам
и по телам исхудалым,
на скамейки бульваров садится,
жмётся к домам обветшалым...
Светит ли солнце или луна —
голод неистов в своём движенье,
от него пьянеют, как от вина:
мутит, и в глазах темно,
но это губительное опьяненье —
на отраву похоже вино.
Голод гложет вест-индский «рай» —
Антильские острова...
Здесь по ночам проститутки царят,
бары кишат матроснёй,
со всех морей пираты спешат
сюда, как к себе домой.
Здесь в притонах торгуют морфином,
кокаином и героином.
В кабаках от хандры и привычной боли
шампанское хлещут под вопли джаза —
люди верят в могущество алкоголя,
как верят в рассвет средь ночного мрака,
как верят в новое средство от рака,
хоть вся душа уже в метастазах.
Грядущее жаждут они постичь,
из недр его вырвать секрет —
на вечный вопрос найти ответ:
«Во имя чего жить?»
Толстосумам во фраках модных
голод колет глаза:
спровадить бы всех попрошаек голодных
подальше, пинком в зад.
Власть ненасытная и слепая
держит лапу на спуске курка,
покричит и под дулом пасынок «рая»,
что чёрств его хлеб и похлёбка жидка.
МЫ ПРИШЛИ
Вот мы уже здесь!
Речь, как влага лесная, струится из наших губ,
жаркое солнце проснулось
в крови наших вен.
Не дрогнет весло
в сильной руке!
Пышные пальмы качаются в глубине наших
глаз,
наш крик, словно капля жидкого золота, чист.
Наша нога,
широка и крепка,
ступает в пыли забытых дорог,
узких для сомкнутых наших рядов.
Мы знаем, где рождаются воды реки,
мы любим реку за то, что она понесла наши
челны под красные небеса.
Наша песня —
словно мускул под тонкой кожей души,
наша песня проста.
Утром несём мы с собою дым,
ночью несём мы с собой огонь
и нож, словно острый осколок луны,—
хорошо вонзить его в тело врага.
Мы несем с собой кайманов в вязкой грязи
и лук, который заряжен надеждами вместо
стрел,
поясом тропика стянуты наши тела.
Мы хотим врезать в профиль Америки наши черты.
Эй, товарищи, мы уже здесь!
Город зовёт нас своими дворцами,
тонкими, словно соты лесных пчёл;
улицы высохли, как сохнут реки, когда в горах
не было долго дождя,
смотрят на пас дома боязливыми стёклами
окон.
Старые люди дадут нам мёда и молока,
зелёными листьями украсят нашу главу.
Эй, товарищи, мы уже здесь!
Здесь, под солнцем,
в каплях пота на нашей груди отразятся лица
сражённых врагов,
и ночью, пока сияют звезды над пламенем
Читать дальше