Джонатан Свифт - Путешествие в Лилипутию

К вечеру того дня, когда я окончательно – как я тогда полагал – избавился от Хаззера, у моего блефускуанского обиталища, которое, в отличие от моего лилипутского жилья, было похоже скорее на логово дикого зверя (и в самом деле, трудно назвать жилищем подобие шалаша, сооруженного наскоро из десятка чахлых деревьев, подстилку – пожертвованный мне правителем Блефуску занавес бывшего императорского театра – и одеяло, которое я предусмотрительно захватил с собой из Лилипутии), послышались какие-то шорохи, приглушенное щебетание, как если бы стайка птиц прилетела на новое место и, переговариваясь между собой, решала: стоит здесь остановиться или лучше поискать что-либо иное – более удобное и безопасное. Я прислушался, повертел головой и наконец определил источник сего шороха. Он находился в кустах футах в тридцати от меня. Но когда я поднялся, чтобы исследовать это явление, из куста врассыпную бросились десятка два лилипуток, которые, как вскоре выяснилось, оказались, конечно же, блефускуанками. Однако мое заблуждение было отнюдь не случайным – ведь я столько времени провел в Лилипутии и к тому же лилипутки были похожи на блефускуанок в той же мере, в какой блефускуанки были похожи на лилипуток, а потому отличить одних от других было невозможно.

Я попробовал было криками остановить разбегающихся девиц – а в том, что это девицы сомнений у меня не было: невзирая на миниатюрность форм, некоторые признаки были безошибочны даже на значительном расстоянии, – но они лишь припустили еще быстрее. Преследовать их я не решился, дабы не стать причиной их нечаянного членовредительства.

Я вернулся на свое место и снова погрузился в грустные размышления. Однако из печальных мыслей меня вскоре снова вывел шорох и щебетание в кустах. На этот раз я был осторожнее. Я приветственно помахал рукой в направлении куста и сказал на чистом лилипутском языке:

– Дорогие гостьи, со мной вы можете чувствовать себя в полной безопасности. Выходите и расскажите, что привело вас ко мне.

Последовало короткое молчание, а потом из куста вышла самая, вероятно, смелая из пришедших ко мне блефускуанок. Она не без опаски приблизилась ко мне и, оглядываясь на своих не столь отважных товарок, объяснила цель их прихода. (Предвосхищая возможное недоумение читателя относительно языка, которым пользуются для общения между собой блефускуанцы и лилипуты, отсылаю его к заключительной части, где я даю разъяснения на сей счет.)

Как оказалось, слухи о моих мужских достоинствах чудесным образом проникли в Блефуску через пролив, разделявший две могущественные державы. Поскольку сношения между двумя странами, несмотря на некоторые сдвиги последнего времени, оставались враждебными, а посему отсутствовали, меня немало удивила такая осведомленность. Каким образом узнали они о моих лилипутских похождениях? Единственным достоверным объяснением, пришедшим мне в голову, был длинный язык Хаззера, который, видимо, преследуя какие-то свои выгоды, сделал достоянием блефускуанцев то, что было хорошо известно лилипутам.

Читатель уже, конечно, догадался, что привело ко мне эту стайку, которая, невзирая на свою пугливость, видимо, была исполнена решимости причаститься тех благ, что в таком изобилии получали их сестры на соседнем острове – иначе, зачем бы они пришли сюда? Тяга к сладострастию и удовольствиям в нас, видимо, сильнее всех страхов и опасений. Разве мог я отказать этим отважным маленьким искательницам приключений? И, тяжело вздохнув, я ответил, что готов удовлетворить их любопытство, однако же ставлю условием: мы не будем превращать сие времяпрепровождение, хотя и обоюдоприятное, в привычку. Я прибыл в Блефуску для выполнения важной миссии и не могу позволить, чтобы какие-либо препятствия, пусть даже и самые усладительные, помешали мне в достижении моих целей.

Не буду утомлять читателя описанием последовавшей за этим сцены – она мало чем отличалась от подобных в башне на окраине лилипутской столицы, хотя и имела некоторую новизну не столько для меня, сколько для моих неожиданных гостий, со всеми вытекающими для них последствиями: обмороками (в чем я вижу подтверждение близкого родства блефускуанского и лилипутского племен, яростно оспариваемого некоторыми учеными мужами из Блефускуанской академии высших наук), закатываниями глазок, тоненькими повизгиваниями и прочими проявлениями их женской природы. Я же в силу моего тогдашнего умственного расположения оставался пассивным участником этого действа и лишь ближе к концу испытал некоторое воодушевление.