Кирилл Кудряшов - Там, где правит Рандом

И потому ещё возмутительней казалось, что кто-то посмел залить это произведение искусства цементом! Теперь туда не то, что золото – воду налить нельзя.

Нет, высшие силы, управляющие этой игрой, определенно делают все, чтобы жизнь сахаром не показалась! Уверена, что сделали этот «финт» специально, назло мне и Кириллу, чтобы мы не смогли вернуть к жизни Брыся.

Мы с Шакки сидели на корточках перед зацементированным углублением в полу и красноречиво буравили его взглядом.

- Будем ломать? – тоном профессионала-взломщика поинтересовалась девушка, которой такие мелочи, как цемент, бетон и прочее – небольшое недоразумение в жизни.

- Будем, - в том же духе отозвалась я, уступая на сей раз минуту славы Шакки – все-таки она сильнее меня: уровень другой, против правды не попрешь. Да и у нее из оружия - победитовый меч. Как раз по бетону!

Но что легко сказать, то трудно сделать: нужно отцепить ведь только саму строительную смесь, а все остальное – не задеть, а с учетом силушки богатырской у девушки возникли определенные сложности…

Цемент-то, хоть и с изрядным грохотом, вывернули из углубления… Да только вместе с ним самим – по форме оно походило на глубокую округлую кастрюлю, - я вцепилась себе в волосы: со стороны коридора, ведущего в храмовый зал, послышались чьи-то торопливые шаги, гулко отдававшиеся в повисшей тишине.

- Отлично… - с негромким смешком произнесла я, понимая, что ничего нам просто так не дастся. И ведь сбежать никуда нельзя! Коридор отрезан, до дыры в потолке – долго и натужно лететь, чего ни я, ни Шакки, не умеем, а мест, где можно спрятаться, здесь не так уж много – раз и обсчитался.

А шаги все ближе.

Быстро вернув кусок цемента на место, мы с Шакки осмотрелись. Взгляд заметался от одного угла к другому: ни потайных ниш, ни шкафов, даже захудалой шторки нет! Под ногами – деревянные щепки, вперемешку с камешками. А из укрытий, хоть и весьма ненадежных – доски у стены, да сам алтарь.

Хоть вой от отчаяния.

Сейчас зайдет один из местных монахов, и плакал наш план горькими слезами.

- Прячься за досками! – толкая девушку в бок (впрочем, с малозаметным успехом) в сторону нашего последнего спасения. Ухватив одну несколько досок, мы их примостили к углу, между ними и стеной уселась Шакки. А вот мне места не хватало: если сядем обе, то видно будет, что здесь кто-то прячется.

Сейчас лучше не рисковать.

И, за пару секунд до того, как в зал кто-то зашел, я рыбкой нырнула за алтарь и затаилась, боясь лишний раз вздохнуть.

Шаркающие шаги проследовали внутрь, а потом все затихло. В повисшей тишине было слышно, как шуршит о пол хламида пришедшего. Казалось, что можно различить дыхание монаха.

Сердце ушло в пятки – монах неторопливо прошагал внутрь, то ли оглядываясь, то ли осматриваясь.

Царило молчание. Воздух гудел. Как назло зачесалась нога, и сильно так, что хоть вой. И монах, как чувствовал, не спешил уходить.

Обратившись в слух, я старалась ориентироваться на его шаги и шорох одежды, чтобы если он пойдет кругом алтаря, успеть отползти по кругу. Думать о том, что будет, если монах просто перегнется через него, я не стала. Нужно быть оптимистом.

В ушах стучало, перед глазами потемнело – шаги приблизились к доскам. Потом послышалось шуршание-шевеление, точно кто-то поправлял стоявшие доски – меня бросило в холодный пот. Если монах доски поставит слишком близко к стене, то они либо упадут, либо встанут так, что станет понятно – за ними кто-то прячется.

Но проходила секунда другая, за ней следом минута, но никаких восклицаний или проклятий не было слышно. Монах с кряхтением отошел от досок. Ничего страшного не случилось.

От облегчения я выдохнула.

И монах, точно гончая, встрепенулся, чуть ли ни подскакивая к алтарю.

Зажав рот ладонью, я молила в мыслях всех известных богов, чтобы пронесло – пусть неведомая сила свыше внушит монаху, что он ошибся и ему показалось.

В гробовой тишине слышалось, как негромко стучат по полу каблуки башмаков, да что там, мне казалось, что я слышу, как ногти стучат по камню алтаря, за которым я пряталась.

Монах провел ладонью по камню – тут же поднялись клубы пыли. В горле запершило, глаза защипало, но самое страшное – страшно засвербило в носу, захотелось чихнуть. Да так сильно…

Рядом грянул громоподобный по силе чих, да такой сильный, что снова только осевшая пыль взметнулась вверх, а купол – задрожал. Даже любопытно стало, что ж там за монах такой, если от его чиха все сотрясается.