Кирилл Кудряшов - Там, где правит Рандом

«Разве что здравомыслие…» - подсказала совесть, прежде чем окончательно уснуть.

- Тебя явно где-то конкретно приложило… - доверительным тоном сообщила Шакки, когда я ей предложила пробраться в зал для воскрешения питомцев и провести ритуал самим. – Это только монахам доступно. Не героям.

Отмахнувшись, я юркнула в запретный зал: если захотеть, то все будет возможно.

- Просто никто не пытался! – с азартом заявила, оглядевшись.

А монашек не врал, когда говорил, что у них тут ремонт… Я бы даже сказала ремонтище: стены все по-новому заштукатурены, рядом, приставленные к ним, широкие деревянные доски, также сохранившее на себе белесый след штукатурки, потолок – в одном месте разобран, поэтому казалось, что и стены, и воздух, и пыль, поднявшаяся с нашим пришествием – светятся изнутри. Солнечные лучи, проникавшие внутрь, казались осязаемыми и заливали светом покрытый слоем строительного мусора и пыли алтарь.

На пару с Шакки мы расчистили его, а сверху положили рюкзак Кирилла с Брысем внутри. Доставать его никто из нас не решился. Не только из-за страха, хотя бы из уважения к питомцу: привычнее видеть его живым, стремящимся на помощь своему хозяину, чем… Чем другим.

Не знаю, как здесь выглядят мертвые, но сомневаюсь, что они хотя бы на унцию лучше наших, реальных. Если не хуже: в забавном мире, местами, казалось бы, вывернутом то ли на изнанку, то ли, наоборот, на правую сторону, такому страшному явлению не должно было остаться места. Но оно осталось, превратившись в комичную и – язык с трудом поворачивается сказать такое, - привычную вещь.

Но от комического до трагического всего полшага – не знаешь, когда в пору смеяться, а когда плакать.

Поэтому я и молчала. Шакки тоже.

Какое-то время мы смотрели друг на друга, встав по разные стороны от алтаря, и никто не решался заговорить первым. Точно ком в горле застрял – у меня так точно.

А что говорить-то? Как мне жалко Брыся? Как несправедлива жизнь? Как я хочу, чтобы все происходящее сейчас оказалось сном? Первое – нельзя просто объяснить, слишком тривиальными покажутся слова. Второе – кто такого уже не говорил, выпуская и из головы, и из души мрачные мысли, теряя при этом последние крупицы надежды? Вопрос риторический. А насчет третьего… Говорить сложно. С одной стороны – да, потому, что каких только страхов мне за столь короткое время пришлось пережить… Иной бы человек с ума сошел от такого внезапного поворота событий. С другой же – и уйти отсюда я теперь не могу, уже протянулись короткие, невидимые нити обязательств, сопричастности, которые требуют – а лучше сказать: «обязывают», - поступить в духе девиза трех мушкетеров: «Один за всех, и все – за одного».

Собственно говоря, я вообще уйти отсюда не могу: нет, из храма запросто, хоть прямо сейчас, а вот из самого мира… Вот не могу и все! Эх, как бы понять, что за сила меня сюда забросила?

Поэтому и единственное, что мне оставалось, поднять глаза на Шакки и спросить:

- Что дальше?

Шакки внимательно на меня посмотрела, точно прикидывая что-то. Не знаю, какие мысли бродили у неё в голове, впрочем, я и знать не особенно хотела: хорошо там, где нас нет, будь то место в реальном мире или в чьих-то мыслях.

Откинув от глаз прядь волос, девушка коротко произнесла:

- Золото.

- Куда?

- Спроси, что полегче. Это тебе в голову пришла такая идея, - её правда, не спорю.

- Ну, а куда его монах девал? – но должна же она это знать: при воскрешении своего питомца она наверняка присутствовала.

«Не ел же», - впрочем, история знала и такие случаи.

- Ссыпал куда-то горкой… - нахмурив лоб, пробормотала девушка, пытаясь вспомнить. – Куда-то на пол. Там какое-то особое место находилось. Специально для золота.

Сначала осторожно ногой, а потом, присев на корточки, и руками, Шакки принялась разгребать мусор, ссыпанный нами на пол. Я стояла рядом, затаив дыхание, не зная, чем помочь. Вороша сор, она поднимала в воздух клубы пыли, оттого и чихала через каждую минуту, но не останавливалась, а на мое предложение помощи непреклонно заявила: «В сторону желторотик, не мешай старшим работать».

Разгребши мусор, мы нашли это несчастное углубление, похожее некогда на влитую в камень чашу, больше полметра в диаметре, ранее украшенную по ободку каменьями, ныне заботливо выковырянными чьими-то шаловливыми ручонками; позолоченную когда-то, теперь же – засыпанную известкой и ободранную. Да, этот зал определенно нуждался в ремонте! Хотя чаша до сих пор хранила странное ощущение благоговения, похожее чем-то на ностальгию о былых золотых годах. Похожее чувство в человеке будит взгляд на древние руины, оставшиеся от греков: будь то Акрополь или святилище Аполлона в Дельфах.