Леонид Яровенко - Так все и было, или рассказы бывалого одессита

— Какую бабу? — переспросил я.

— А пёс ее знает, — Кузьмич пытался быть либеральным, — слышь, да на кой мне разбираться. Начнем разбираться, протоколы писать будем, заявления. До утра в милиции сидеть будем, у нас протоколы, кроме меня, тебе никто не напишет, лейтенант-хакас все равно ни хрена не понимает, он-то и не все буквы знает, а я тянуть буду, я на сутках, мне спешить некуда.

— Слушай, чего ты мне прилепить хочешь? — возмутился я, — мне руку, может, ножом порезали, самооборона, а ты мне про какую-то бабу рассказываешь.

— Да что вы от него хотите? — вмешалась Надежда Гавриловна, — это орел наш, — кивнула она на меня, — он нас всех спас.

— Разберемся, разберемся. Слышь, да ладно с этой бабой, мы же мужики, — увернулся Кузьмич, — да, правильно, дал этому лысому и дал. Они здесь у нас как авторитеты местные. Правда ущерб есть — посуды много битой, но ты не думай, это я просто так, к слову сказал. Мне сказали, ты из Одессы. А ведь мы — земляки.

— Земляки? — переспросил я.

— Ну, да, — убедительно ответил Кузьмич, — я же из Харьковской области. И потому, как твой земляк, предлагаю тебе решение вопроса как брат брату.

— Ну, ну, — возмутился я, — и как же братья между собой вопросы решают?

— Да ты не переживай, — успокоил меня Кузьмич, — все в рамках землячества и закона. Тут мне лысый шепнул, ну, как бы потерпевший, что у тебя фотоаппаратик имеется иностранный со вспышечкой маленькой, а у моей дочурки совершеннолетие скоро будет. Неужели ты, как землячок, не подаришь его мне, ну и на весь наряд рублей тридцать — пятьдесят на пиво? Я ведь тебе дело говорю, и по закону все правильно будет. Я ведь хочу, чтобы тебе, земляку, хорошо было.

— Да, это честно, — с иронией сказал я, — по-земля­чески.

Мы зашли вглубь гардероба. Я вынул из куртки фотоаппарат, тридцать рублей и протянул их Кузьмичу. Кузьмич засунул фотоаппарат за пазуху и пересчитал деньги.

— Да тут же только тридцать, — Кузьмич явно по-землячески наглел, — мы же договорились тридцать — пятьдесят.

— Ну, так я же дал тридцать, — удивился я.

— Ну, мы же земляки, — продолжал наглеть Кузьмич, — не будь жадным. Тридцать ребятам на пиво, а кто ж пиво в Одессе, в «Гамбринусе», что на Дерибасовской, без рыбы пьет. Мы хоть и менты, но этикет знаем.

Я добавил двадцать рублей, и Кузьмич исчез из гардероба. Я вышел в вестибюль, в котором стояла разношерстная толпа и возмущенно разбирала произошедший конфликт. Ко мне подошла Надежда Гавриловна, обняла меня и поцеловала в лоб.

— Вот наш герой! Этих уродов местных построил, — сказала она, тыкая пальцем с презрением в местных ковбоев, — Что? Получили от одессита? Вам еще и не такое будет.

— Что, что? — опять ничего не услышал Алик.

— Я говорю, уроды они, — спиртное у Надежды Гавриловны еще наверняка не вышло. Она показала лысому прямо в нос большую дулю.

— Уроды, они и есть уроды.

Алик замотал головой. Лысый «босс» сильно был огорчен поражением на «собственном поле». По нему было видно, что оставлять это так он не согласен. Как только я об этом подумал, он подошел ко мне.

— Ты знаешь, как ты меня опустил, — лысый с яростью шептал мне на ухо, — тебе это так просто не сойдет. Я тебя в землю зарою. Абакан — город маленький. Нас здесь все знают. Круче нас, ты понял, здесь никого нет.

— Слушай, — говорю я ему, — да, я все понял. То, что вы здесь самые закрученные, я еще в ресторане понял. Я подал вам шампанское с остатками винегрета, так вы даже с места не встали.

Неожиданно справа ко мне подошел спортивного вида жилистый паренек, который стал переминаться возле меня с одной ноги на другую, имитируя стойку боксера на ринге.

— А ты ничего, молодец, — похвалил меня паренек-боксер, — да, наши не ожидали. С виду невысокого роста и вроде не широкий, а бутылку шампанского в стол как в пластилин вогнал.

Он стал мне, как бы по дружески, пощупывать мускулатуру на руке.

— А ты, я смотрю, спортом занимался? — никак не мог угомониться выпивший боксер, — так, может, мы с тобой завтра на ринге помнем друг друга, так, по-любительски. Так ты чем, карате занимался?

— Ага, — ответил я, — карате и ушу тоже. Притом в ушу я достиг черного пояса.

— Как это? — удивился боксер.

— Могу на ушах стойку делать, — нервно подкалывал я его, — ну чтобы ты понял, могу на уши всех поставить.

— Эге, — улыбнулся боксер, — так ты же еще и юморист.

— Слышь, отойдем, — Кузьмич отвел меня в сторону, — ты смотри чего здесь, поаккуратней. Эти дураки дерзкие ребята. Я тебе вот телефон свой домашний дам. Если чего, какая проблема, позвони, как земляки все порешаем. А сколько тебе в Абакане еще быть?