разведка - ИВАН БОРОДУЛИН

В тот день, о котором идет речь, мы собрались в большой землянке, чистились, брились, словом, приво­дили себя в гвардейский вид.

В дверь робко постучали.

— Заходь! — крикнул кто-то. — Не заперто.

Никто не вошел, но стук повторился, негромко и сни­зу, будто бы стучали ногой.

Я подошел и растворил дверь. В землянку шагнул Вася. Он держал руки в карманах и молчал. Бледное, без кровинки, лицо, широко раскрытые испуганные глаза, дрожащие губы мальчишки подсказали мне: что-то слу­чилось.

Я подошел к Васе, положил руку на плечо:

— Ты чего, дружок, кислый, как клюква? Набедоку­рил?

Вася опустил голову и разрыдался.

Но он не вытащил рук из карманов, чтобы размазать слезы, как это делают все плачущие ребята. Мне это показалось странным. Я заглянул в оттопыренные карма­ны Васиного бушлатика, и по коже побежали мурашки.

1.6

Мальчишка судорожно сжимал в своих кулачках так на­зываемые «лимонки», гранаты Ф-1 очень сильного оско­лочного и фугасного действия.

«Главное, чтобы не испугался, не вынул рук»,— мелькнула мысль. И я как можно спокойнее и ласковее проговорил:

— Васенька, дорогой, держи руки крепче.

И в том же тоне негромко сказал одному из развед­чиков:

— Иди сюда, у парнишки гранаты.

Мы вдвоем перехватили поверх карманов руки маль­чишки и, сжав там «лимонки», осторожно извлекли их.

Предохранительные чеки с обеих гранат были сняты. И можно было лишь удивляться, как могли слабые дет­ские руки так долго удерживать силу пружины. Видно, мальчишка понимал опасность. Его пальцы будто све­ло судорогой, когда я высвобождал из них гранаты.

Выйдя наружу, мы швырнули «лимонки» в ручей — они тут же взорвались — и вернулись в землянку.

Мы не могли понять, как случилось такое. Зная, что Вася неравнодушен к оружию, можно было предполо-'^ жить, что случай с гранатами — баловство. Но как мог м.альчишка снять чеки с гранат? Ведь даже взрослому >то не очень легко сделать.

— Вася, а как же ты сумел колечки-то снять? — как можно веселее спросил я, ибо мальчика все еще била нервная дрожь.

— Это не я снял, — наконец, всхлипнул он,

— А кто?

— Дядя Павел.

— Ив карманы он положил?

— Ага. Сказал еще: ступай к вам и отдай. И что вы меня похвалите.

PAGE89

щ

Все стало ясным. Фашист рассчитал тонко. Мальчиш­ка подорвется вместе с разведчиками, и шито-крыто.

Мы немедленно бросились искать немца, чтобы при­стрелить его, как собаку, но нигде не могли найти. По­том нам сказали, что он находится в землянке особого отдела, куда сам прибежал, опасаясь расправы. Пони­мал, сволочь, что нашкодил и что с ним не будут цере­мониться.

В особом отделе нам разъяснили, что существуют международные правила обращения с военнопленными, что Советская Армия — это Советская Армия и устраи­вать самосуд нам никто не позволит. К тому же заду­манного преступления пленному совершить не удалось. К нему будут приняты соответствующие меры.

Тогда мы отправились в штаб и заявили, что если немец еще останется в полку, то за его жизнь не руча­емся.

Больше мы этого Пауля-Павла не видели. Говорят, его расстреляли.

Вася после этой истории прожил с нами всего три дня: его отправили в Мурманск.

Вечером в большом блиндаже у командира полка со­стоялся торжественный ужин, на который, кроме развед­чиков, были приглашены все офицеры штаба и служб полка. Вместо трески на сей раз повара водрузили на стол блюдо из свежих судаков, бог весть где приобре­тенных начпродом.

Тостов не произносили и пили только положенные сто граммов. Во время этого ужина я, сам того не же­лая, приобрел себе могущественного недруга, который впоследствии много раз портил мне настроение и жизнь. Этот человек был в полку уполномоченным особого отдела.

М

В нашей гвардейской дивизии не было предателей, если не считать двух отщепенцев с темным прошлым, которым Советская власть стояла поперек горла и кото-ые перебежали к немцем по убеждению. Но таких было двое за всю войну. Борьба с изменниками, панике-ами и трусами как раз и входила в функции особого | гдела. И все было хорошо и правильно, если особи­цами работали честные и умные люди, не видевшие каждом встречном подозрительную, неблагонадежную личность.

У нас же в полку представлял особый отдел слиш­ком бдительный майор. Мы прозвали его Минуткой, по­тому что этот майор приглашал к себе людей на минут­ку, а после этого даже самые честные и храбрые ребята лобрый месяц ходили, как по минному полю. Может быть, и не лично Мунутка был виноват в том, а время, война. Но факт остается фактом.