говорит Захаров. – Если камень был у него. Хотя, возможно, он подержал бриллиант у себя всего пару месяцев.
Окидываю его долгим взглядом.
Захаров фыркает:
Скажи, ты же не мучился вопросом, не я ли подстроил гибель твоего отца в аварии? Думаю, ты для этого слишком хорошо меня знаешь. Если бы я убил человека, который, как мне известно, меня обокрал, то сделал бы этот случай показательным. Все бы обязательно узнали, кто стоит за его смертью. Но я ни на миг не подозревал твоего отца. Он был мелким воришкой, вовсе не алчным. Вот насчет твоей матери я задумывался, но потом отмел эту мысль. Как выясняется, зря.
Быть может, он знал, что скоро умрет,
говорю я. – Может, считал, что камень сохранит ему жизнь. Как Распутину. Как вам.
Не знаю никого, кому бы не нравился твой отец – а если он и правда боялся, то наверняка отправился бы к Дези. – Дези – это мой дед. Даже странно слышать его имя, а не фамилию. Даже забыл, что оно у него есть.
Думаю, мы никогда этого не узнаем,
отвечаю я.
Мы долго смотрим друг на друга. Интересно, кого он видит, глядя на меня: отца или маму? Потом его взгляд останавливается на чем-то еще.
Поворачиваюсь. Лила в своей узкой юбке, ботинках и атласной белой блузке стоит на лестнице. Она улыбается нам, но один уголок ее губ ползет вниз, отчего выражение лица кажется странным.
Можно Касселя на минутку?
Направляюсь к лестнице.
Только верни его целиком,
окликает Лилу отец.
Комната Лилы в точности такая, как можно было ожидать, но я не представлял ничего подобного. Я был у нее в общежитии в Уоллингфорде и, наверное, решил, что здесь будет нечто вроде усовершенствованной версии той спальни. Я не учел состоятельности ее семьи и их любви к импортной мебели.
Комната просто огромна. На одном конце стоит очень длинная светло-зеленая бархатная кушетка, возле нее – туалетный столик с зеркалом. Блестящая поверхность столика завалена множеством кисточек и открытых коробочек с пудрой и тенями.
С другой стороны, возле окна висит зеркало в тяжелой резной раме, на его серебристой поверхности виднеются пятна, выдающие возраст. Рядом с зеркалом – кровать Лилы. Изголовье с виду старое, французское, вырезанное из какого-то светлого дерева. На кровати снова атлас – покрывало и бледно-желтые подушки. Переполненная книжная полка заменяат прикроватную тумбочку; помимо книг на них стоит золотистая лампа. С потолка свисает массивная позолоченная люстра, украшенная сверкающими кусочками хрусталя.
Старомодная комната старлетки. Единственное, что сюда не вписывается – кобура с пистолетом, которая свешивается с края туалетного столика. Ну, и еще я.
Мельком гляжу на свое отражение в зеркале. Черные волосы взъерошены, будто я только что встал с постели. В уголке губ красуется ссадина, на виске шишка.
Лила вводит меня в комнату и останавливается, словно не зная, что делать дальше.
Ты как? – Спрашиваю я, проходя и садясь на кушетку. Наверное, в остатках паттонова костюма я выгляжу до ужаса нелепо, но переодеться не во что. Сбрасываю с плеч пиджак.
Лила поднимает брови:
Хочешь знать, все ли у меня хорошо?
Ты убила человека,
говорю я. – А перед этим сбежала от меня, когда мы… думал, что ты, возможно, расстроилась.
А я и расстроилась. – Она долго молчит. Потом начинает расхаживать взад-вперед. – Даже не верится, что ты произнес такую речь. Не верится, что ты едва не погиб.
Ты меня спасла.
Да! Именно! – Лила осуждающе тычет в меня пальцем. – А если б нет? Если бы меня там не было? Если бы я не догадалась, что это ты? Что, если бы федеральный агент решил, что у кого-то еще есть еще больший зуб на Паттона, чем у моего отца?
Я…,
втягиваю воздух, а потом медленно выдыхаю. – Наверно, я бы… умер.
Точно. Нельзя строить разные планы, в результате которых тебя могут убить. Того гляди какой-то из них и сработает.
Лила, клянусь, я ничего не знал. Я ожидал, что будет трудно, но даже не догадывался насчет агента Джонса. Не ожидал от него такого. – Не хочу говорить о том, как мне было страшно. О том, что считал, будто мне не спастись. – Это в мои планы не входило.
Говори что хочешь, но это полный бред. Конечно, ты огорчил кое-кого из официальных лиц. Притворился губернатором штата Нью-Джерси и признался в совершении преступлений.
Не могу больше сдерживать улыбку, которая играет в уголках моих губ. – Ну что,
спрашиваю,
как это было?
Лила качает головой, но тоже улыбается. – Классно. Транслировалось по всем каналам. Говорят, теперь вторая поправка ни за что не пройдет. Доволен?
Читать дальше