Игорь Поволоцкий - Путь войны

Корчевский немного помолчал, перебирая пальцами.

- Скажите, а сколько лет вы делали свои... танки? – наконец спросил он у Терентьева. – Насколько я помню… - старик в пенсне наморщил лоб, припоминая. – Примерно пять лет, чтобы перейти от колесно-гусеничных машин к «оружию победы». И это с учетом всего предшествующего опыта. Неужели вы думали, что мы можем пройти ваш путь за три месяца? Действительно думали?

Иван молчал.

- В любом случае основной ударной силой нашей операции останутся все те же броневики, ведь даже если бы мы могли в точности воспроизвести ваши образцы сорок пятого года – нам не на чем их делать. У Империи нет производственных мощностей для такой специализированной техники. Нужны новые заводы, новые станки, инженеры и специалисты – они не появляются волшебным образом за считанные недели.

- Но вы ведь можете как-то напрячь силы, ввести мобилизационный режим, - с тоскливой безнадежностью вымолвил Терентьев. – Я иду по Москве и не вижу воюющей страны, которая напрягает все силы в борьбе! Заводы можно и нужно построить, станки так же можно сделать. Так делайте же! Война – это мобилизация!

- Голубчик, – почти отеческим тоном ответил Корчевский. – А зачем?

Иван замер с полуоткрытым ртом – воплощенное изумление и шок.

- По нашим подсчетам, вражеская группировка в Западной Европе насчитывает около миллиона, - рассуждал военный. – Это потолок, мы специально считали по завышенным данным. Из них минимум четверть занята поддержанием порядка и контроля на оккупированных территориях. Таким образом, общая вражеская группировка в самом лучшем для них случае будет составлять около семисот тысяч человек. Примерно триста тысяч – ударный кулак - «семерки», они перевезли немало живой силы и восполнили потери, но в технике просели. Британия выбрала запас военной силы дочиста, новых солдат им брать неоткуда. Пришельцы же полностью зависимы от своего портала, который, как мы уже знаем, работает циклично, с промежутками между пиковыми возможностями примерно в три года. Между этими пиками канал очень узок и не допускает масштабных переносов, или как это у них выглядит... Если учесть, что теперь в войну активно вступают американцы, к весне мы будем достаточно сильны, чтобы мериться силами на равных.

- На равных… - повторил Терентьев, с хриплым, лающим смешком.

- Да, на равных, - строго повторил Корчевский. – Они опытны, сильны и прекрасно вооружены. Но врагов мало, и они отрезаны от подкреплений. А нас много, и будет еще больше. И мы готовим удар, которого они не ждут, по коммуникациям. Через две недели после начала нашего наступления они останутся без топлива и боеприпасов, это нивелирует качественное превосходство. Поэтому победа будет за нами.

- Позвольте... - со своего места поднялся человек в полувоенной форме с нашивкой «СПП» - Иван уже знал эту аббревиатуру, «Союз патриотических промышленников» занял заметное место в газетах, - Господин Терентьев... или, как ему, наверное, привычнее, товарищ Терентьев, видимо, очень уж испугался...

СППшник наткнулся на взгляд Константина и замолчал так резко, как будто ему выключили звук.

- Я бы не советовал, - веско произнес император, - Называть господина Терентьева трусом. И его пессимизм имеет под собой очень весомые основания.

Монарх задумался, чуть прищурив глаза, в этот момент он больше всего походил на задумавшегося льва. Наконец, Константин слегка качнул головой, словно прогоняя сомнения.

- Однако, - вымолвил он. - Я склоняюсь к мысли, что наша ситуация значительно отличается от той, что была описана нам коллегой из советского мира. И отличается в лучшую сторону. По общему комплексу условий мы находимся в гораздо более выгодном положении, а противник лишен главного – устойчивой базы и притока свежих сил. Поэтому я смотрю в будущее с оптимизмом.

Терентьев горько усмехнулся, болезненно кривя губы.

- Боюсь, больше не могу повторить вам то, что сказал в нашу первую встречу, - чеканя каждый слог, сказал попаданец. – Про победу и цену.

- Я разрешаю вам удалиться, - холодно произнес император.

Глава 4

Переход от пятигорской осени к московской зиме оказался довольно неприятным. После перемены климатического пояса у Поволоцкого заболела голова, и ощутимо запрыгало давление. Добавились и бытовые неурядицы – автопоезд, экраноплан, снова автопоезд от аэропорта и, наконец, метробус. В его удобном вагоне-прицепе, после глотка настоянного на травах коньяка, медик даже задремал, ему снился все тот же госпиталь, только молодой хирург, по-плотницки поплевав на руки, тянулся что-то делать в ране голыми нестерильными руками, объясняя, что все великие хирурги так делают, когда никто не смотрит. Неожиданно Зимников без церемоний ткнул его под ребро, Поволоцкий встрепенулся и, спросонья, чуть было не ответил хорошей затрещиной. Майор ухмыльнулся и махнул своим пиратским крюком, дескать, на выход.