Кэт Мартин - Цыганский барон

– Он всегда такой строгий, – рассказывал мальчик. – Он пьет и раньше часто колотил маму. Тебе повезло, что у тебя Домини.

– Ты считаешь, что Доминик меня не побьет? – с шутливой серьезностью спрашивала Кэтрин.

– Нет, конечно, не побьет. Он тебя очень любит. Медела говорит, что это видно даже по тому, как он улыбается, когда говорит о тебе,

– Доминик обо мне говорит? И что же?

– Он говорит, что ты не такая, как остальные гаджио. Что ты не ненавидишь цыган, как они.

Но ведь это не так! Разве она не презирала людей, с которыми свела ее судьба? Разве сможет она забыть их жестокость, унижения, побои?

Никогда не забыть ей тот день, когда Доминик заступился за нее. Не забудется и то, как Перса встала на ее сторону, прогнав Яну. Не сотрется из памяти благодарность Меделы за локон ее волос.

– Что еще говорил Доминик?

– Почему ты не зовешь его Домини, как мы?

Почему? Потому что «Доминик» не звучит так чуждо, так по-цыгански. Но не могла же она сказать об этом ребенку,

– Просто мне больше нравится звать его Доминик.

Ночью они встали лагерем у самого Рюлана. В таборе царило оживление. Еще даже не успели разгореться костры, как послышались смех и музыка.

– Сегодня праздник, пачива, – пояснил Доминик. – Сегодня будем петь, пировать и танцевать.

– Что празднуется? – спросила Кэтрин.

– Да ничего особенного, – ответил, пожав плечами, Доминик. – У кого-то появились деньги, вот он и устраивает пир. Завтра они продадут лошадей, а сегодня празднуют встречу старых друзей. Мой народ живет от пачивы к пачиве. То сидят на хлебе и воде, то пируют вовсю. Они не заботятся о хлебе насущном. Радуются тому, что Бог пошлет.

Несмотря на то, что Кэтрин провела с цыганами уже не один месяц, она так и не поняла, почему они живут именно так.

– Ты возьмешь меня на праздник?

– С удовольствием, – с улыбкой ответил Доминик.

Они распаковали вещи. Перса ушла навестить старых друзей. Аромат сгорающих в костре сосновых поленьев ласкал обоняние, над огнем на железных треножниках кипели котлы, а собаки терпеливо ждали костей и объедков.

Сегодня в таборе царила атмосфера легкости и ожидания праздника, чего Катрин не замечала раньше. Может быть, каменные стены Систерона действовали на цыган угнетающе, может, дело было в погоде? Заметила Кэтрин и то, что вместе с унынием и мрачностью цыгане сбросили зимнюю одежду, сменив заношенные ситцы на яркие шелка, нацепив золотые браслеты и монисто.

Подошел Доминик с серебряной серьгой в ухе, в черных, заправленных в сапоги бриджах и расшитой золотом безрукавке. Он неотразим. Если грудь Вацлава поросла густыми черными волосами, то у Доминика грудь была почти совсем чиста и глянцевито-мускулиста. Ей хотелось протянуть руку и дотронуться до упругих бугров, почувствовать их твердость. Руки его, мощные, с развитыми мышцами, наливались силой, а живот был плоским и твердым.

Поняв, что Доминик заметил ее восхищенный взгляд, Кэтрин вспыхнула и опустила глаза. Доминик подошел ближе, взял ее за подбородок, вынудив посмотреть ему прямо в глаза.

– Вижу, я тебе в таком виде нравлюсь, – сказал он.

Потом протянул ей маленькие золотые монеты с отверстиями:

– Держи, вплети их в волосы.

Кэтрин молча взяла монеты.

Она заметила, что Перса и другие женщины табора украшают себя куда более броско: одевают по нескольку золотых и серебряных браслетов на руки, оборачивают талию, словно поясом, золотыми цепями.

– Цыгане всегда так бедно одеты, и в то же время у них так много золота, – сказала Кэтрин, когда они с Домиником шли к соседнему табору, где уже вовсю гремела музыка.

Все пространство перед повозками занимали черные звезды шатров. Запах чеснока метался с сигарным дымом и тонким мускусным ароматом. У одного из костров несколько чернобородых мужчин, сидя на корточках, курили самокрутки.

– Они любят золото за его красоту и блеск. Деньги мало что для них значат.

Доминик улыбнулся.

– Когда звонкая монета кончится, они облапошат первого же попавшегося гаджио и получат еще. Завтра я покажу тебе, как это делается,

– Ты собираешься что-то украсть?

Доминик улыбнулся.

– Было время, когда я этим занимался, но теперь – нет.

– Почему нет?

– Потому что мне это не надо и потому что я умею это делать. Больше мне не надо ничего себе доказывать.

Кэтрин не могла бы с уверенностью сказать, что поняла его ответ, но переспрашивать не стала.

Играла музыка. Кэтрин заметила молодую танцующую пару, а напротив них у костра сидели старый Джозеф и его жена Зинка, громадный живот которой покачивался в такт мелодии. Стоявшая рядом Медела из-за большого живота казалась почти такой же грузной, как свекровь. Кэтрин помахала им рукой, и Доминик улыбнулся.