Кэт Мартин - Цыганский барон

Он поступит так, как решил, и никогда себе не изменит.

Сразу после похорон Доминик посадил Кэтрин в свой экипаж и увез из Лэвенхэма к себе – туда, где отныне ей придется жить. Путешествие никак нельзя было назвать приятным. Они говорили мало, лишь изредка обмениваясь короткими репликами, и напряжение росло с каждым днем. Ночи в дороге проходили именно так, как представляла себе Кэтрин – Доминик делал все необходимое, чтобы она чувствовала себя комфортно, и не более того.

Атмосфера отчужденности между ними усиливалась. Такого никогда раньше не было. Проявления формальной вежливости доходили до абсурда.

– Вам не холодно, мадам? – спрашивал он время от времени, или: – Вы не голодны, миледи?

Он подавал ей руку, изредка улыбался, но глаза его оставались холодными и далекими. Безупречность его манер злила Кэтрин, доводила до бешенства. Ей хотелось залепить ему пощечину, схватить его и трясти, пока не рассыплется в прах стена холодной отчужденности, которой он окружил себя. Какими бы ни были его чувства к ней, им предстояло прожить вместе до конца дней, и эту жизнь надо было сделать по меньшей мере выносимой.

Но она молчала, невольно подыгрывала ему и вела себя, как положено леди.

На третий день пути они достигли Грэвенвольда – огромного поместья в холмистой долине Бакингемшира. Дом из серого камня высотой в четыре этажа выглядел впечатляюще снаружи, но внутри оказался холодным и затхлым. Что за хозяин жил в нем? Был ли он столь же угрюм и мрачен, как и его жилище? Станет ли таким же и Доминик?

Привратник взял ее плащ, и Доминик представил Кэтрин прислуге. Кажется, все были приятно удивлены появлением столь обаятельной хозяйки.

Вперед вышел весьма пожилой слуга:

– Добро пожаловать домой, миледи.

Слуга, весь в старческих пятнах и вздувшихся венах, едва держался на узловатых ногах. Казалось чудом, что он еще способен передвигаться.

– Это Персиваль Нельсон, – сказал Доминик, – мой слуга и друг.

Возможно, из уст другого такое представление прислуги показалось бы удивительным – маркиз признается в дружбе со слугой, – но Кэтрин нисколько не удивилась. Для цыгана не существовало человека ниже его, разве что им мог оказаться аристократ гаджио.

– Зовите меня Перси, миледи, – сказал старик. – Меня все здесь так зовут.

Кэтрин улыбнулась в ответ:

– Приятно встретить здесь друга Доминика.

Статный пожилой привратник, стоящий чуть поодаль, деликатно покашлял, и Перси, слегка поклонившись, отступил.

– Блатбери познакомит вас с остальными слугами, – сказал Доминик, обращаясь к привратнику, которого успел представить Кэтрин раньше, – а я должен идти.

Кэтрин вымученно улыбнулась:

– Понимаю.

– Мое почтение, – вежливо поклонился Доминик и ушел.

Вот так все начиналось, так и пойдет впредь. Вся жизнь – череда унылых дней без всякого человеческого, участия. Только раз в жизни испытала она такое отчаяние – в ночь, когда проснулась на корабле, увозящем ее во Францию. В ту ночь, когда ее продали цыганам. И то их грубое обращение было в чем-то даже лучше того, что выпало на ее долю сейчас.

Думая об одиноком и безрадостном существовании, том существовании, которое теперь составляло ее будущее, Кэтрин последовала за слугой наверх. Звуки ее шагов гулким эхом отдавались в каменном склепе, ставшем отныне ее домом. Соберись, повторяла она себе. Учись не замечать плохого и думать о лучшем. Учись извлекать из жизни самое лучшее, какой бы мрачной ни казалась перспектива. Он никогда не простит ей того, что она принудила его к браку, и она с самого начала должна была понимать, что ее ждет.

И вновь и вновь, который раз за эту мучительную неделю, Кэтрин силилась убедить себя в том, что надо смириться, принять жизнь такой, какая она есть, раз не в ее силах изменить обстоятельства, и ей почти удалось справиться с отчаянием. Между тем привратник провел ее мимо спальни хозяина в комнату, расположенную в южном крыле.

– Я думала, моя комната должна быть смежной со спальней супруга, – сказала, не подумав, Кэтрин.

Привратник покраснел

– Его честь думал, что вам здесь будет удобнее – пока вы в трауре, разумеется.

– Ну что же, его честь ошибается.

Кэтрин сама не могла бы сказать, что толкнуло ее на этот поступок, как посмела она столь решительно повернуть назад, к роскошным апартаментам, очевидно, принадлежавшим маркизе, которую она никогда не видела. Возможно, причиной было острое унижение оттого, что слуги оказались в курсе тех более чем прохладных чувств, что испытывает к новобрачной муж. Может быть, виной тому были мрачные степы дома и каменное эхо се шагов, слишком сильно напоминавшее погребальный звон по ее будущему.