Юна - ВЫСМАТРИВАТЕЛЬ file

Где-то был уголок, где можно было существовать, и многие ломились туда – хотели существовать: животные, цифры и люди, все они хотели существовать, и – как вы существуете? – Спасибо, сегодня отлично посуществовал. – Почему вы так любите существовать? – Это приятно, вот тут, над ребром, тёпленькое… Сухие сущие висели на паутинке своей рутины, но люди… при чём тут люди? Вегетативно размножающиеся уменьшения человека, какие-то полипы, которые проникают в него и уменьшают изнутри. Так они говорят – какие-то полипы, эпидемия, это у всех. Как им объяснить? Фрагменты его речи. Проговаривал, но сам не понимал, как им объяснить, и далёкий светил всё тусклее, но человек напрягался и шёл. Как он ощущал в себе действие мечты, и это успокаивало, хоть многое и оставалось невнятным: фантомная боль недостающих мыслей, и вновь раскалывалась голова.

Как это всё передать? Маленькое начало, и сигнальные психи стучатся ересью в головы людей, но редко когда открывают. Психи против синиц – кто победит? Пора было выяснить.

*******

Они все собрались, сидели тут в огромном предвкушении реки, и река лилась где-то впереди, подступая к ним, способная затопить реальность, и они ждали её, готовились, видели её смутные ориентиры. Это была река, речь, и каждый говорил что хотел, но хаоса никакого не было, а была река. Вода, имеющая ориентир, бьющая в одну точку, и это как вера – река. Будто человек некий стоял, бил в одну точку, и люди говорили: вот почему он стоит здесь и бьёт в одну точку – он верит, вот почему он стоит . Он верил, и теперь другие живут в этом месте, которое он создал своей верой, как дом из вулканного туфа.

Каждый из них должен был что-нибудь сказать, всей своей жизнью, и каждый из них говорил. Девушка говорила: люди как модели людей, и постепенно забывается, как выглядел сам оригинал (как выглядел оригинал человека). Они будут искать его в книгах.

Педант молчал, показывал на себе: воля. Воля как нутряное затягивание. Когда она исчезает, человек тоже распадается, а дальше ему начинают помогать – подсаживают в него бактерии, специально обученные с хищными корнями, трутся вокруг, и потихоньку человек разлагается, а его минеральные вещества растаскивают окружающие. Люди чрезвычайно сырые. Вялус эгоистикус, не добежавший ни до одной мечты, два выпотрошенных гнома и одна гора – вот и всё, что осталось от этих ненадёжных стремлений. Дисциплина и музыка: сколоти себе доспехи из цели, возьми оружие, пой и иди – так говорили педанты.

Тозэ бормотал что-то под нос – тренировал нави́нов, образы, которые должны были защищать; распахивал полотно языка, и нежное розовое разнообразие: один нашьет победителей, другой – мудрецов, третий – искателей, четвёртым будет Тозэ – мастер по сакрализации рутин. Человек мог оказаться фиктивным, и только язык давал увидеть что-то в истинном виде. Только язык. Слово затвердевает, идея, изменяющая мозг, – метафорик. Метафорик умеет: готовить настойку из звёзд, которую можно пить глазами, взвешивать поклоны и шаги – насколько тяжелы, угадывать в человеке точку, из которой раскручивается вселенная.

Кишечница говорила: люди не отличают себя от среды, это не человечество – это кусок. Все эти люди похожи на других когда-либо живших людей, но видны углы увечия, полученного от сотрясения шумом. Покрытое символьной краской будет предельно чётким – всё, кроме людей. То, что сейчас называется обществом, претерпит изменения: люди научатся расслаиваться, будут использовать свою многомерность, личное пространство будет физически ощутимым как электрическое поле, которое иногда можно будет выключать.

Прилавочник говорил: жизнь есть только на пределе, только это и можно называть жизнью. Именно на пределе человек становится самим собой, и всё, что ему теперь нужно, – уехать в почтовые города и не давать себе свободного времени.

Гюн говорил: есть фонарь. Надо показать, что он существует, и можно надеяться не только на обогащённый уголь, но и на обогащённый гегель.

Дариус говорил притчами, играл с притчами, готовясь прояснить свою речь. Человек не живёт, ему нужны какие-то ключи, перемещения, а сама жизненность как будто пропала, и он всеми силами пытается её возродить, но ресурс ограничен; жизненность, а там же и свет, – это вещи, зависимые друг от друга. Жизнь была самоцелью, но теперь этого мало…

Люди говорили: между собой. Иногда хорошо выходило, но иногда были разрывы, что-то повисало между ними, что-то огромное, и они стояли в двух метрах друг от друга, но оно только росло, как вросшее, и ещё дальше росло, маленькие бездны очаровательно позировали. И множество прозрачных детёнышей пропасти рождалось от их скоротечного разговора. С ними играли, подбрасывали их на руках, дарили игрушки – эхо и таинственные значения слов… «Кто он такой, почему называет себя «высматриватель»? – Сейчас мир увиден, но этот взгляд, который удерживает его, он очень шаток. Один сильный взгляд может изменить весь мир. Высматриватель – это взгляд извне, снаружи текущего мира.