– А мы и не знали, что там есть проход, и так свободно, и так хорошо. Вы сами его открыли или кто-то пронёс?
…Такой непонятный пример, и снова расплывчато, последняя попытка, не облажайтесь. И что для этого надо? Надо пойти в совершенно любое место. Пойдите в любое место, и там будут люди. Надо присмотреться к ним, и когда вы присмотритесь, то попробуйте выяснить, где эти люди. Поспрашивайте у них, и кто-то вам ответит, обязательно ответит о том, где они все. Где вы, эти люди? – Мы в норме , они скажут. В норме. Вот они где. Это долговременная норма, и все они в ней, они не хотят из неё выходить, им тепло и стабильно. Бесполезно завидовать. Не лезьте, они в норме. Они в норме. Ответ. Точка. Точка.
*******
…Гюн начал хлопать, но не потому, что представление удалось. Стоило ему выйти из каузомерного, как тут же понакинулись кромесы, и как бы он ни пытался их отогнать, хлопая воздухом, перекидывая своё внимание на спектакль, кромесы продолжали налетать.
Как небо передёргивалось звёздами по ночам, так и теперь оно ходило предчувствиями, но это была не гроза, это были кромесы. В дождливые годы они превращались в ярость. Кромесы – это были чудища, рождённые из невернувшихся воздаяний. Как люди научились уворачиваться от последствий, обрубать себе род, прятать себя, передвигать, менять тело, подставлять идущего рядом – как они умели теперь, и наказания их набрасывались на неповинных людей, просачивались в открытые ситуации.
Он шёл, и его затапливали человеческие сознания, прикрепленные ко ртам, и каждый рот что-нибудь говорил, усиливая хаос, этот разговор их, песня, которую они пытались исполнить, казалась зловещей – как кара, кар, словно ворона, которая образовалась в голове. Они кружились по сторонам, невидимые, как из обычной жизни, и можно было не узнать, но Гюн их сразу же распознал – по божественному хвосту и некоторые другие намёки. Иногда они нападали на толпу, и можно было почувствовать озноб: когда боги остывали, образовывалась изморозь, и из неё лезли кромесы – холодные, полувьюжные, словно пеплом оседали на спрессованной древесной толпе.
Как и злыдни, кромесы питались из людей, но не охотились на бочки́, а выедали внутренний покой. Злыдни считались хозяевами кромесов, но не искали им еду, а только указывали на сытные места, где можно было хорошо поохотиться, а также разделяли их на группы, чтобы кромесы не скапливались в большие кучи, ведущие к созданию катаклизмов (трагедии вели к убыванию пищевого ресурса). Случайные нападения только казались случайными.
Нельзя было исключить и огромное влияние жертв. Как хищники со вставными зубами, кромесы оскаливались, но это зубы, которые им вставили люди. Люди, которые водили конвейеры, смотрели пучками стереотипов, и некоторые были так удивлены, получив наказание, что отмахивались: ну что вы, это не мне, это не может быть мне, и кричали, как рёв человека, нападающего на отчаяние. Некоторые не успевали подумать, делали какую-то ошибку, но даже не успевали подумать, и откладывали в ящик: это у всех так, вот и у меня так . Когда они мыслили выбор, как будто вслепую ходили, и если ненароком ошибся, голова не разбивалась, но случалось приземление на батут – это был купол из человеческих историй, какие натягивались в театрах, и можно было падать без конца. Выбор перестал быть жизнетворящим, отсюда – извращение рока и злые, которые не получили по делам.
…Жирный кромес пролетел над головой и попытался угнездиться вороной, но Гюн уже знал, как надо вести себя с этими тварями, он сталкивался с кромесами в зрительных путешествиях и научился уходить без гнезда – особая тактика, и теперь было самое время применить. Гюн запер глаза и начал смотреть в глубину своего прошлого, встал так, свернулся, и кромесы пролетели мимо: подумали, что он вывернутый. Только озноб пронёсся по спине, горчичные пятки, но в этот раз он, кажется, не заболел.
*******
Можно было подумать, что подготовка остановилась, но она шла. Там был человек, насквозь живой, он был так вызывающе, так демонстративно жив, что можно было заметить, как вокруг него витают нави́ны, такие маленькие эфемерные насекомые, на которых были записаны притчи, и они разносили их всем по ушам – создавали такой удивительный звон, и человек начинал прислушиваться к себе самому. Навины звенели притчами, и некоторые люди ходили вот так, облепленные звенящей мудростью. Это были любимые питомцы Тозэ. Он тренировал их, готовил к решающему сражению с кромесами.
Читать дальше