Владислав Тимофе - Сумрак в конце туннеля (сборник)

– Может, это… Валерий Се ргеич, надо было, того, пост выставить, ну… перед дверью? – донесся вопрос.

– Ага-ага. И всему Метро объявить, где я его держу? Тогда уж постом не обойдешься. На одной Кольцевой знаешь, сколько любителей поживиться, не говоря уж о нашем криминальном элементе. Да еще и фашистов не забудь! Там Курская дуга будет! Нет, Панкрат, пусть о его местонахождении только мы с тобой знаем. Так спокойней.

– А вы думаете, Валерий Сергеич, что этот… ну, склад… все же существует?

– Я ЗНАЮ, что он есть. Иначе бы не тратил столько своего времени и твоих сил. А почему сей факт у тебя сомнения вызывает?

– Может, он и правда ничего не знает… Или вообще нет никаких патронов… Да я бы уже давно все сказал… на его месте…

– Вот понимаешь теперь, почему ты не на его месте? Потому, что молчать не умеешь, ну и, конечно, потому, что ничего не знаешь. Но Васильев у меня тоже расколется. Заговорит!

Степан еще некоторое время не покидал свое укрытие, дожидаясь, пока звуки голосов затихнут, и в туннеле воцарится безмолвие, с обычными шорохами и поскрипываниями. Никогда прежде не приходилось ему решать подобную задачу, и главное – он отлично понимал, что другого шанса судьба, скорее всего, не даст. Хотя огромный прежде мир сократился до маленького пятачка – сотня станций и полторы сотни километров туннелей, – а скорость передачи новостей замедлилась до передвижения улитки, но события на Красной Пресне уже стали достоянием пересудов и в кабинетах начальства, и в кабаках, и в палатках. Слухи о перевороте, о невиданной жестокости новой власти и о бесследном исчезновении бывшего начстана Васильева, возможно, перевирались, так как, чем дальше от Пресни жили люди, тем больше фантастических подробностей появлялось.

Осветив фонариком следы скрывшейся пары, диггер уже знал, что пройти по ним не составит труда. На отпечатках, оставленных их ботинками, были комочки слипшейся пыли, которые, при растирании между пальцами, дали характерный красновато-бурый след засыхающей крови.

Итак, оставалось решить, что сделать с такими ценными знаниями? Найти пресловутую дверь, убедиться, что это не пустышка и продать кое-кому инфу о нахождении Васильева?.. Можно было и самому что-то предпринять, например, выкрасть свергнутого начальника одной из самых богатых станций… Или разнюхать, где находится этот таинственный склад, а продавать сведения уже потом…

Об этом размышлял Степан, сворачивая в узкий туннельчик, где путей не было. Следы на пыльном бетоне оборвались возле проема, который ничем не отличался от десятков таких же, ведущих в служебные помещения. Дверь с закругленными углами, чуть утопленная в поверхность стены, не имела и намека на ручку – только прорезь, в которую надо было вставить ключ. Недолго поработав отмычками, Степан выключил фонарик, осторожно толкнул створку и затаил дыхание, однако тишина не нарушалась ничем, кроме шороха падающих где-то капель. Из узкой щели тянуло тошнотворным смрадом, но не доносилось ни звука. Через несколько минут диггер с осторожностью вошел внутрь, освещая тусклым лучом пол подсобки с засохшими и свежими лужицами рвоты, сгустками крови, и чуть не выронил фонарь, услышав из темноты свистящий бешенством шепот:

– Никак налюбоваться не можешь своим паскудством, ублюдок?

– Нет, я услышал случайно, – поспешил сказать Степан, сглатывая слюну. – Вот пришел… Я знаю, кто ты, хочу помочь тебе сбежать… О… Господи…

– Вот именно, лучше не смотреть… Мне уже ничто не поможет. Руки развяжи. Спасибо. Видишь, далеко мы не уйдем… Догонят по кровавой дорожке… Найдут… Сына с дочкой вытащи. Ему обязательно надо выжить. Слышишь, НАДО! Вытащи их… Я с того света тебе помогать буду. Только поторопись.

Луч фонарика выхватил из темноты две маленькие фигурки, которые скорчились у стены, сл овно старались заползти в нее и спрятаться. Сначала Степану показалось, что девочка не дышит, но, приблизившись, он понял, что ее застылая неподвижность – глубокий обморок, возможно, от болевого шока.

К кровавому мясу и увечьям любой из жителей Метро был привычен, так как зверски отчаянные, безумные драки по любому поводу, в которых находили выход безысходность и озлобление, случались повсеместно, калеча участников, а зачастую приводя к смерти. Но инстинктивно детей берегли, и сейчас, глядя на истерзанные лица, превратившиеся в сплошной синяк, на раздавленные пальцы, на порезы и следы ожогов, запекшиеся гнойными корками, Степан содрогнулся, а его сердце вскипело при виде такой немыслимой жестокости.