Вадим Инфантьев - После десятого класса

По переправе шли танки, орудия, полевые кухни, грузовые автомашины. Возле настила сновали темные фигурки саперов. Один человек расхаживал медленно, часто останавливаясь и указывая рукой то туда, то сюда. Я посмотрел в бинокль и убедился, что это майор Лобач-Стрижевский, а вот мрачного лейтенанта я разглядеть не мог.

Однажды я не утерпел и отправился в гости к саперам. На переправе работали незнакомые мне бойцы и офицеры. Оказывается, они только что приняли переправу от батальона Лобач-Стрижевского, который отводится в тыл на отдых и переформирование.

Я нашел майора в той же землянке, где мы встречали Новый год.

— Извини,— буркнул он мне, пожимая руку.— Немного не вовремя пришел. Сейчас генерал приедет, посиди, может, потом сумеем поболтать.— А сам занялся привинчиванием орденов и медалей на шинель.

Генерал приехал через полчаса. Приоткрыв дверь землянки, я наблюдал за церемонией награждения. Окончив ее, генерал еще раз прошелся вдоль строя, поблескивая очками, потом сказал:

— У кого есть вопросы, просьбы? Блокада прорвана, вы сейчас уходите в город на отдых, кое-кого мы смо-

жем отпустить на побывку домой, если не так далеко, послать учиться.

Строй саперов молчал. После стольких дней блокады, изнурительных боев странно звучали такие слова, как «побывка», «на учебу». Генерал снова прошелся вдоль строя и обратился к бойцу:

— Ну как?

— Мне до дому недалеко, товарищ генерал, да только ваши документы там пока недействительны,— ответил боец.

— Н-да,— произнес генерал и потеребил пальцами подбородок, потом шагнул к следующему бойцу. Тот стоял ссутулясь, сугубо по-штатски висели его руки вдоль бедер, на ватнике ярко поблескивали новенький орден Красного Знамени и медаль «За отвагу» на потемневшей коротенькой ленточке.

— Жена у меня в городе, дети воюют. Спасибо, товарищ генерал.

— Можем послать на учебу.

— Мне, пожалуй, хватит.

— Учиться никогда не поздно. Я вот перед самой войной окончил академию. А вы что окончили?

Боец переступил с ноги на ногу, пожал плечами и произнес:

— Институт, потом университет, перед войной защш тил кандидатскую диссертацию.

Генерал возмущенно дернулся:

— А почему рядовой?

— Так война же!

— Почему не заявили, что имеете такое образование?

— Война же...

Генерал повернулся к Лобач-Стрижевскому:

— Майор, что это такое?

Тот ответил невозмутимо:

— Их прислали из госпиталя за несколько дней до наступления, разобраться не успел.

— Немедленно откомандируйте в мое распоряжение.— Генерал возмущенно развел руками.— Ведь война какая, а тут в романтику играют. Скромничают...

Так мне и не удалось откровенно и обстоятельно поговорить с Лобач-Стрижевским. Батальон его понес большие потери, но майор думал, что потеряет больше. Мрачный лейтенант, мой знакомый, тяжело ранен и лежит в госпитале. Шоферы завели машины, я проводил майора до кабины, попрощался, помахал вслед и пошел к своему орудию, размышляя, что сейчас приходится больше провожать людей, чем встречать. Увидимся ли еще?

Пробитый в кольце блокады коридор был неширок — всего 8—11 километров, но он соединял Ленинград с Большой землей. На поле боя остались лежать исковерканными более пятисот орудий и минометов, обломки ста самолетов топорщились из сугробов, метель заносила разбросанные в лесах и болотах трупы тринадцати тысяч вражеских солдат и офицеров.

Но враг держался на Синявинских высотах. Он обстреливал идущие в Ленинград эшелоны не только с закрытых артиллерийских позиций, но и прямой наводкой. Слишком много и долго кричала гитлеровская пропаганда о неизбежной гибели города, чтобы сейчас примириться с провалом своих планов. Заверения, что через зону прорыва не пройдет ни один поезд, остались заверениями. В полной темноте, не снижая скорости, надеясь только на шестое чувство — профессиональное чутье, вели машинисты составы в Ленинград.

Все лето 1943 года шла борьба за расширение зоны прорыва, за снабжение Ленинграда. Угроза того, что кольцо блокады может сомкнуться вновь, висела над ним. В мае противник заметно активизировался. Его разведывательные группы проникали в нашу оборону, с других участков фронта подтягивались свежие силы и техника. Пленные и перебеоючики говорили, что готовится наступление в сторону Ладожского озера. Командование решило, не дожидаясь наступления врага, уничтожить скопления его войск. Снова в болотах и лесах завязались изнурительные бои. Они не смолкали целый месяц. Чтобы сдержать атаки наших войск, немецкое командование ввело в бой все свои резервы и даже не остановилось перед такой мерой, как переброска двух пехотных дивизий из-под Ленинграда на этот участок фронта.