Пожарами была объята западная часть Виллона. Отблески огня метались по стенам замка на холме в восточном конце города. Владелец замка и был повинен в несчастьях своих подданных. Его крови жаждали епископ Лавенс и граф Лабрюиллад, осадившие твердыню силами собственных воинств и призвавшие на помощь наёмников таинственного Ле Батара.
- А что они не поделили? – поинтересовался у аббата брат Майкл перед тем, как отправиться в дорогу.
Тот вздохнул, подставив служке кубок:
- Поводов два. Господин Виллон якобы конфисковал воз шкур, принадлежащих епископу. Якобы. – настоятель отхлебнул и скривился, очевидно, вино было кислым, - Виллон – мошенник, пробу негде ставить. Однако, между нами, с Лавенсом они – два сапога пара.
- А второй повод?
- Виллон увёл у графа Лабрюиллада жену.
- А. – только и сказал брат Майкл. А что ещё тут скажешь?
- Мужчины всегда склонны к дракам. – философски заметил Адам, - Но если в деле замешаны женщины – пиши пропало. Взять Трою. Сколько народу положили из-за одной смазливой мордашки!
Он строго воззрился на юношу:
- Женщина греховна по природе своей, сын мой, и марает грехом всё вокруг себя. Благодари Господа, что ты монах и дал обет целомудрия.
- Благодарение Господу! – послушно кивнул брат Майкл. Без особой, впрочем, убеждённости.
Теперь в городе Виллон горели жилища и умирали люди из-за похотливой бабёнки, её любовника и кучи вонючих шкур. Брат Майкл перешёл каменный мост. Створки западных ворот, тяжёлые, массивные, скреплённые огромными кронштейнами, были сорваны с петель какой-то страшной, несомненно, дьявольской силой. Монах перекрестился, проходя мимо них и остановился под аркой. В дверях пылающего здания у ворот лежало тело молодой женщины лицом вниз. Полуобнажённое, с потёками тёмной крови на бледной спине, оно вызывало в душе брата Майкла смутное непристойное томление. Устыдившись, он опять осенил себя крестом. Лукавый, думал юноша, нынче и без его души соберёт нынче богатую жатву в обречённом городе под тёмными, подсвеченными пожарами облаками.
Двое мародёров, один в длинной кольчуге, другой в куртке толстой кожи, вооружённые тесаками, выскользнули из дома с мёртвой женщиной на пороге. Насторожившись при виде фигуры в арке ворот, они рассмотрели поношенную белую рясу, деревянный крест на шее монаха и свернули на боковую улочку искать жертву побогаче. В канаве слабо шевелился ратник, то ли раненый, то ли пьяный. Крыша дома, откуда вышли грабители, с грохотом провалилась, выбросив в небо сноп дыма и искр.
Брат Майкл зашагал по улице, шарахаясь от убитых. У бочки с дождевой водой сидел солдат, пытаясь перевязать рану на животе. Юный монах провёл немало времени, помогая в монастырском лазарете, а потому без раздумий опустился на колени рядом с раненым:
- Позвольте пособить.
Ответом было грзное ругательство и свист лезвия, рассёкшего воздух у самого лица отпрянувшего монашка.
- Давай сюда свою рясу! – гаркнул солдат, неловко поднимаясь на ноги.
Брат Майкл бросился наутёк.
- Вернись, чёртов святоша! Вернись! Отдай рясу!
На жюпоне солдата красовалось изображение золотой ласточки на красном фоне, и он, по-видимому, был из числа защитников города. В таком случае ряса ему понадобилась для того, чтобы под видом монаха покинуть город. Оглянувшись на бегу, брат Майкл заметил, как вынырнувшие из переулка латники в белом с зеленью приканчивают беднягу.
Солдат вокруг хватало. Некоторые носили нашивки с жёлтым епископским посохом, окружённым четырьмя чёрными пересечёнными крестами. Эти служили, как предположил юный англичанин, епископу Лавенсу. Другие, с зелёной лошадью на белом, должно быть, являлись людьми графа Лабрюиллада. Из тел большей части мертвецов с золотой ласточкой торчали длинные английские стрелы. Схватка, если и продолжалась, то где-то дальше. Здесь же солдатня предавалась грабежам, изнасилованиям и пьянству, не обращая внимания на пожары, перекидывавшиеся с одной соломенной крыши на другую. Кричали женщины, плакали дети. Из переулка вывалился человек с кровавыми провалами на месте глаз. Столкнувшись с монахом, он испуганно шатнулся назад и закрылся руками.
- Я не причиню тебе вреда. – успокоил его брат Майкл по-французски.
Французский язык монах освоил, ещё будучи послушником, ибо уже тогда твёрдо намеревался учиться в Монпелье. Слепой его не услышал. Подвывая, он на карачках быстро-быстро уползал обратно в проулок. Ухо брата Майкла различило знакомый звук. Знакомый, но настолько неожиданный посреди разоряемого города, что монах решил, что ему чудится. Пел хор, и пение неспособны были заглушить ни гомон людей, ни лай собак, ни рёв пожара.
Читать дальше