Сергей - o a580d12bc6bf93e3

- Ау, ты где?

- Я здесь, но меня больше не видно.

- Ты стал невидимкой?

- Незаметкой.

Время шло, мы сидели на скамейке. Я, к сожалению, не курил. Все звезды давно разбились о

землю, а экстраординарные - на пары. Вот и мы, готовые примкнуть к ним в бисерном круженье, брели

к твоему дому, за угол - там встречает дождь.

У подъезда краткое прощанье:

- Ты меня будешь помнить?

-Да.

-Долго?

-Всю ночь. А ты?

8

1

-Я - нет. Я тебя не забуду.

За угол - туда, где стрелочка, мой дом.

******

Сегодня трудно вспомнить о вчера, и о том, как мы встретились впервые. Много лиц, а одно, стесняясь, надвигается, ресницы становятся длинными, длинными, задевают краешки моих бровей.

-У тебя в глаз пушинка попала.

-А у тебя соринка.

-Меняемся?

Ты заговорила со мной. Произнесла предложение, другое, а я, еще не зная, что это ты, остроумно отклонял

и расставлял знаки препинания. Ты спотыкалась и запрокидывала глаза. Может,

искала желтое небо?

Твои ресницы бились и хлестали по моим безразличным глазам. Ломались, а потом я впервые увидел твою улыбку.

Ту, глупую, помнишь?

- Почему ты спрашиваешь?

- у тебя память короткая.

- Память измеряется не длиной, а воспоминаниями.

- Вот видишь, какое длинное слово!

Улыбка изменила твое лицо, превратив в другое, в новое, еще более незнакомое и как будто отдаляющееся.

Новая улыбка.

- Мне нравится, как ты улыбаешься.

- А мне нравишься ты.

Ты попросила меня о чем-то, я зачем-то кивнул.

- Что, киваешь?

- Нет, я помотал головой.

- Да, ты помотал головой, да.

Я принес то, о чем ты меня просила, квадратное и блестящее, и ты долго разглядывала его, как зеркальце, делая пометки. Я даже попытался перегнуться через твою руку и заглянуть: ряды перекрестиков и кружочков.

Кажется, был мой ход. Я взял ручку и провел перечеркивающую синюю полоску. Ты сжалась, немного похожая на

кошку, потом сжалась еще, и вот уже кошка гонится за мышкой, шмыгнула в норку. А кошка давай ее выманивать

кусочком сыра. Но мышка - не ворона, а кошка - не лиса.

- Знаешь, почему нолики всегда выигрывают? Потому что они круглые. Поэтому апельсин всегда вкуснее

банана. Поэтому шарики умеют летать, а люди - нет.

Ты молчала, хрупко отдала мне то, о чем я тебя не просил, квадратное с отпечатками твоих крадущихся

пальцев.

Украду.

Приду домой и насчитаю ровно восемь. Осьминожка.

*****

Кто-то рассказывал о важном вслух, и мы стали вслушиваться в воздух. Слабые вибрации. Да, нам не

послышалось.

- Ты слышала?

- Я думала, мне послышалось.

- Тебе послышалось.

- Тогда почему слышал ты?

- Я слышу то, что слышится тебе.

Мы удивленно посмотрели друг другу в глаза: в твоих застыло рифмованное изумление, в моих - твои. Мы

скосили глаза и замерли: в пространстве между наших ушей поселился паучок, свил гнездо, протянув тонкие

нити понимания от твоей раковины к моей, испещрил нити вышивкой и уселся, балансируя на шезлонге, может, включил телевизор:

- Внимание! С сегодняшнего дня пауки больше не пауки. Теперь у них будет столько же лапок, сколько

пальцев у человека.

- У такого человека, как ты, или как я?

Через вибрации нитей я услышал твои внутренние процессы, бурление, капель, сладкие вихри и еле

разборчивое бормотанье. Много позже, дома, я, вооружившись декодером, разбирал твое бормотанье на кусочки, всхлипы, песчинки и колкие иголочки, выливал их в чернильницу и расставлял мозаику, неизменно получая

лабиринт. Иногда, в паузах, я вновь слышал вибрацию и несколько дней пытался избавиться от паутинки, но, невидимая и неуловимо гибкая, она обвила меня и уловила. Быстрый паучок все шил и шил, и теперь уже не

важно, на каком мы находились друг от друга расстоянии, мы всегда были связаны шелестя щим позвякиванием

струны. Иногда она прорывалась ночью, будила меня, подхватывала и выволакивала на траву, скамейку или

гулять по улицам с луной. Иногда я затыкал уши кипарисовыми зернами или свежими косточками алычи, но тогда

начинала вибрировать вся комната. Я пытался избавиться от паутинок и даже обратился за помощью, просил

распустить, а они; воспользовавшись моей просьбой, сшили посреди паутинки шерстяного жирафика. Иди, балансируй.

Мне стало страшно. Ты вросла в меня. Я знал о тебе все, хотя и не видел все теплые месяцы. Я чувствовал, как ты раздевалась перед другими, их прикосновения и дыхание заслоняли от меня воздух, их глаза буравили