Манфред Врис - Секс, деньги, счастье и смерть. В поисках себя

Некоторые критики считают, что подобные теории таят в себе опасность, поскольку могут обернуться появлением идеологии умирания, то есть будут не просто описывать этот процесс, а формировать и предписывать его. И тот, кто не будет проходить все эти стадии «как положено», станет считаться «ненормальным». Наверное, лучше всего относиться к этим пяти стадиям не как к чему-то обязательному, а как к возможным шагам, помогающим пережить трагическое известие и справиться с душевной травмой.

Кюблер-Росс также считала, что процесс умирания не обязательно должен быть ужасным и трагическим, что он вполне может служить трамплином для роста и духовного обогащения, как описывал его Лев Толстой в заключительной части повести «Смерть Ивана Ильича». В этом отношении ее взгляд на смерть был относительно свежим. Справедливости ради следует отметить, что общество поддержало ее идею достойной смерти, поскольку перспектива механизации процесса смерти пугала людей все больше и больше. Ее начинания одобрили не только обычные люди, но и многие медицинские работники, прислушавшиеся к ее словам.

ПРОГРАММА ПО ОБЛЕГЧЕНИЮ СТРАДАНИЙ БЕЗНАДЕЖНО БОЛЬНЫХ

Исследования и работы Кюблер-Росс привели к тому, что отношение общества к страданиям, умиранию и смерти изменилось. Ее теория предлагала альтернативные способы взаимодействия со смертью в форме преобразования процесса умирания в возможность развития и упрочения чувства собственного достоинства.

Также работы Кюблер-Росс повлияли на программу облегчения страданий безнадежно больных – программу человечной заботы и поддержки умирающих и их семей в эмоциональном, социальном и духовном плане. Идея создания хосписов основана на философии заботы, осознания смерти как конечной стадии жизни и обеспечения успокоения, так чтобы последние дни больного были прожиты с достоинством, без страха и мучений, в окружении его родных и близких. Хосписы являются альтернативой госпитализации. По мере возможности больным оказывается поддержка и медицинская помощь в домашних условиях. Когда пациент больше не может оставаться дома, его переводят в хоспис, где за ним осуществляют временный уход. Сотрудники хосписа также проводят индивидуальные и семейные консультации.

Принимая эту философию, все большее число медицинских работников делают все возможное, чтобы уменьшить тревогу смертельно больных пациентов, предоставляя им верную и обнадеживающую информацию, используя техники релаксации, транквилизаторы и антидепрессанты. Разумеется, следует поразмышлять над тем, действительно ли хосписы, стремящиеся обеспечить людям достойную смерть и готовые принимать ее как неотъемлемую часть жизни, отличаются кардинально новым отношением к смерти, или это просто новая форма отрицания смерти?

Интересно, можно ли сравнивать конечную стадию жизни с ранним младенчеством, периодом нарциссического блаженства, когда от нас ничего не требуют и исполняют все наши желания? Возможно, в конце жизни, когда мы все отдали и получили, испытали радости и страдания, мы возвращаемся к тому, с чего начинали. Мы много спим, отступая к постэмбриональному состоянию.

В последние два года жизни моя мать проявляла все меньше интереса к внешнему миру. Она все больше и больше погружалась в себя. Она чувствовала, что ее тело износилось, а ее время вышло. Однако, по ее собственным словам, ее разум оставался на месте. Как маленький ребенок, она начала проводить все больше и больше времени в своем внутреннем мире. Мир грез постепенно заменял ей жизнь наяву. Она очень много спала, а когда просыпалась, то во всех подробностях описывала мне свои красочные сновидения. Они были заполнены образами значимых людей из ее прошлого: ее родителей и старых, давно умерших друзей, а также воспоминаниями о войне. Она все больше погружалась в сновидения, и я понимал, что конец уже близок. Она жила на границе яви, сна, грез и смерти, и поэтому каждый раз ее пробуждение было для нас радостью – пока не настал роковой час.

Принимая смерть, мы принимаем полный цикл жизни. Как правило, это сопровождается чувством смирения. Однако даже самые реалистичные пациенты, полностью принявшие свою скорую смерть, оставляют место для надежды – в виде изобретения некоего чудодейственного средства, например. Отрицая смерть, мы развиваем чрезвычайно мощную жизненную силу. Говоря словами Сэмюэля Джонсона: «Наше воображение переносится не от удовольствия к удовольствию, а от надежды к надежде».