Манфред Врис - Секс, деньги, счастье и смерть. В поисках себя

Что придавало Софи мужества? Как она выдерживала допросы? Без сомнения, непоколебимая вера в Бога и в свою правоту помогла ей переступить границы смерти. Разумеется, что ее взгляды на жизнь не родились из пустоты. Важную роль в становлении ее мировоззрения сыграли родители - в этом отношении очень показательна была встреча ее отца с Гитлером с глазу на глаз.

Сегодня историю движения «Белая роза» знает каждый немец. В честь Ганса и Софи Шолль была переименована площадь, на которой расположено главное здание Мюнхенского университета. Кроме того, в честь участников «Белой розы» названы улицы, площади и более сотни школ по всей Германии. Даже в наши дни люди оставляют белые розы на площади перед университетом, чтобы почтить память погибших. В 2005 году зрители канала ZDF поставили Ганса и Софи на четвертое место в списке величайших германцев всех времен. Сестра Софи Шолль, Инге, писала: «Возможно, истинный героизм заключается в твердой решимости упрямо защищать привычный образ жизни, обыденные и сиюминутные вещи».

Эта потрясающая история порождает немало вопросов, например: о чем думала Софи, поднимаясь на эшафот гильотины? Как она сумела встретить смерть столь мужественно? Что означали ее последние слова – «Солнце еще светит»? И еще: что чувствовали люди, приговорившие ее к смерти? Были ли они абсолютно уверены в своей правоте или впоследствии усомнились в ней? О чем думали они, когда пробил их час? Последние мгновения жизни Софи заставляют всех нас задуматься о многом. Как бы мы сами поступили в подобной ситуации?

ПОСЛЕДНИЕ СЛОВА

Есть много свидетельств, донесших до нас последние слова знаменитых людей. Говорят, что Вольтер на смертном одре в ответ на предложение священника отречься от дьявола произнес: «Теперь не время наживать себе новых врагов». Последнее, что сказал слугам французский король Людовик XIV: «Почему вы плачете? Неужели вы думали, что я буду жить вечно?» Немецкий поэт Генрих Гейне заявил: «Бог меня простит, это его ремесло». Гете: «Больше света!» Оскар Уайльд, как рассказывали, умирая в комнате с безвкусными обоями, перед смертью заметил: «Убийственная расцветка! Одному из нас придется отсюда уйти». А один из основателей Первой французской республики Жорж Жак Дантон наставлял палача: «Не забудь показать мою голову народу – она того стоила». Сесиль Родс 46сокрушался: «Так мало сделано, столько всего еще нужно сделать», а Уинстон Черчилль заявил: «Как мне все это надоело». Последними словами рок-музыканта Тэрри Кэта, решившего сыграть в русскую рулетку, были: «Не волнуйся! Он не заряжен». А Джордж Истмен, основатель компании Eastman Kodak, прежде чем застрелиться, заявил: «Все сделано, чего ждать?»

Примеров последних слов можно привести еще очень и очень много. Читая их, я не могу не думать о том, что они приоткрывают окно в душу. Что они говорят о тех людях, которые их произнесли? Передают ли они нечто сокровенное, что открылось человеку перед смертью? Наверняка да.

Последние слова имеют над нами особую власть, поскольку апеллируют к нашей потребности в завершении, к желанию бессмертия и тяготению к таинству смерти. Последние слова, передающиеся из поколение в поколение, даруют автору своего рода бессмертие, живя в коллективной памяти. В них подводится некий итог прожитой жизни или выражается ирония: они даже могут быть последним представлением перед аудиторией.

«Солнце еще светит». Что значили для Софи Шолль эти слова, разделившие жизнь и смерть? Что она все-таки верила в добродетельность человечества, несмотря на все видимые ею признаки обратного? Что существует вечная надежда? Что она верила: дело «Белой розы» не будет позабыто и их подвиги послужат примером будущим поколениям? Неизвестно. Но эта простая фраза молодой девушки навсегда осталась с теми, кто присутствовал при ее смерти. Она стала частью коллективного бессознательного немцев, создав нечто вроде бессмертия.

Поразительная история Софи Шолль лишний раз доказывает, что одно дело – говорить о смерти как о некой абстракции, и совсем другое – смотреть ей в лицо. Принять смертный приговор или неизлечимую болезнь непросто, поскольку мы можем представить, что будет происходить, прежде чем мы, в конце концов, встретимся с самими собой. Тем не менее сцены смерти обладают для нас болезненной привлекательностью. В основе ее лежит внутреннее напряжение, возникающее от того, что мы неспособны признать реальность собственной смерти, но видим чужую.