Ноам Хомский - Как устроен мир

Корр.: А как насчет движения против апартеида в конце 1980-х годов?

Оно было подлинным и крупным, но им события 1980-х годов не ограничиваются. Движение солидарности с Центральной Америкой коренилось в обществе гораздо глубже. В нем участвовали и студенты, но они вовсе не были его ядром. В церквях Аризоны и Канзаса это движение получало больше поддержки, чем в элитарных университетах.

Что до падения студенческой активности (вместе с падением их интереса к чтению и науке), то это касается не одних студентов, это происходит со всем обществом. Исследование Роберта Патнэма, которое мы уже упоминали, свидетельствуете двукратном снижении по сравнению с 1960-ми годами всех форм взаимодействия: посещения соседей, собраний родительских комитетов, даже кегельбанов. Его заключения вызвали споры, но в принципе он, похоже, прав.

Корр.: А движение неприсоединения?

В 1950-х годах лидеры нескольких стран третьего мира пытались создать такую форму неприсоединения, которую позволяли деколонизация и борьба между США и СССР. Теперь это движение почти прекратило существование по причинам как колоссальных перемен в мировой экономике, так и завершения «холодной войны», поставившего точку в состязании сверхдержав и устрашающем эффекте советского могущества, позволявшего хоть какую-то независимость. Западу больше не приходится притворяться, будто он заинтересован в помощи кому-либо.

Упадок движения неприсоединения и западной социал-демократии — детали одной и той же картины. То и другое отражает радикализацию современной социально-экономической системы, где все больше власти оказывается в руках никому не подотчетных институтов, в самой своей основе тоталитарных (хотя они, будучи частными, находятся поэтому в полной зависимости от сильных государств).

Корр.: Движению присоединения пришел конец?

Совсем недавно, в начале 1990-х годов, Южная комиссия, где представлены правительства неприсоединившихся стран, выступила с решительной критикой недемократической неолиберальной модели, навязываемой третьему миру. Причем в комиссии участвовали такие консерваторы, как министр развития Индонезии.

Они выпустили книгу с призывом к установлению нового мирового порядка (этот термин они применили еще до Джорджа Буша-старшего) на основе демократии, справедливости, развития и пр. Книга должна была вызвать интерес, ведь ее издало «Оксфорд юниверсити пресс». Я о ней написал — так и не выяснил, были ли другие отклики. Потом последовал сборник статей по следам первой книги, откликов на который я тоже не обнаружил.

Южная комиссия представляет большинство населения Земли, тем не менее западные СМИ не желают ее слушать. Так что про «новый мировой порядок» мы услышали от Буша, а не от Южной комиссии, отражающей интересы большинства землян.

Корр.: А в 1950-х годах были Неру, Насер, Тито, Нкрума, Сукарно и другие...

Правительство США всех их презирало.

Корр.: Но в новых независимых странах был период интеллектуального возбуждения. Вспоминаются такие люди, как Амилкар Кабрал (1924-1973, предводитель борьбы за независимость в западноафриканской Португальской Гвинее), уроженец Мартиники Франц Фанон (1925—1961, автор книги «Проклятьем заклейменные», борец за независимость Алжира). Что-то сегодня равных им не видно.

Интеллектуальное возбуждение и сегодня налицо, просто ему не сопутствуют тогдашние энтузиазм и оптимизм (хотя Фанона большим оптимистом не назовешь).

Корр .: Тогда в этом было больше революционности.

Да, было, но не забывайте, что потом последовал период террора почти по всему третьему миру — мы, кстати, сыграли в нем первостепенную роль, — травмировавший очень многих.

Иезуиты Центральной Америки — бесстрашные люди. Поскольку это истинные диссиденты в наших владениях, здесь о них почти не слышно, разве что когда их убивают. Даже написанное ими остается непрочитанным.

В январе 1994 года, перед выборами в Сальвадоре, они провели конференцию «Культура террора». По их убеждению, террор оказывает более глубокое воздействие, чем простое убийство множества людей и запугивание других. Это глубокое воздействие они назвали «приручением чаяний», иначе говоря, утратой надежды. Люди знают, что если они попытаются что-то изменить, то их перебьют, вот и не предпринимают больше никаких попыток.

Во всем этом очень вредную роль играет Ватикан. Он старается ограничить прогрессивный порыв латиноамериканской церкви — ее «предпочтение бедным», ее попытку стать «голосом безгласных» — путем назначения епископов чрезвычайно правых воззрений. На днях об этом писала «Нью-Йорк таймс», но с небольшим упущением: осталась без упоминания роль — ключевая — США.