Анатолий Чубайс - Приватизация по-российски

Если в 1994—1995 годах обсуждение плана на комитете по экономической реформе представляло собой некое подобие тусовки: собирался узкий круг либеральных реформаторов, все остальные пытались от этого дела демонстративно дистанцироваться, и нам стоило больших усилий реализовать что-то из того, что мы там нарешали, — то к концу моей работы вице-премьером у комиссии были уже совсем другие проблемы. Всем желающим принять участие в разработкеплана реформ стало не хватать мест в зале, где традиционно работала комиссия. Министры считали за счастье прорваться туда с докладом о том, как они собираются реформировать свои отрасли и министерства. Если в начале мы вынуждены были проталкивать, пропихивать, внедрять то, что считали нужным, то в последнее время руководители реальных секторов экономики сами с удовольствием рассказывали нам: вот, хотим сделать то-то и то-то...

Возможно, мои ссылки на “Трехлетний план экономических реформ” покажутся кому-то достаточно формальным ответом на вопрос о том, была ли у правительства стратегия рыночных преобразований. Но если ^ иметь в виду реальный расклад сил в правительстве, судьба этого документа и отношение к нему представляются весьма показательными. За всеми описанными переменами — живой исторический процесс: укрепление частной собственности, углубление рыночных преобразований очень медленно и постепенно, но приводят-таки к качественным трансформациям самой власти. Она, власть, начинает более адекватно воспринимать ситуацию, более осмысленно и целеустремленно заниматься преобразованием экономической жизни общества. И это, между прочим, тоже отчасти ; ответ на вопрос: куда идем?

КАПИТАЛИЗМ ПО-РОССИЙСКИ: МОДЕЛЬ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ

Но вернемся к излюбленному вопросу наших оппонентов: ведает ли Чубайс сам, что творит? Знает ли, какой капитализм взялся он строить в России на излете XX века? Докладываю. В периоде 1991 по 1996 год, пробивая приватизацию и другие основы рыночной экономики в России, мы меньше всего задумывались над вопросом: “Какой капитализм следует строить по-шведски, по-китайски или по-американски?” Точнее даже так: мы вообще не отвечали на вопрос: какой? Мы отвечали на вопрос: есть или нет? Есть частная собственность в России или нет частной собственности? Есть финансовая стабилизация в России или нет финансовой стабилизации, а есть гиперинфляция? Это был период, абсолютно лишенный оттенков, абсолютно черно-белый, на протяжении которого решался совершенно лобовой и контрастный вопрос: вперед или назад? Вперед, к частной собственности, в капитализм. Либо назад, в коммунизм (или какое-то новое красное, которое, по моему глубокому убеждению, не могло не быть кровавым). При этом острота драки была такой, что судьба частной собственности в России не раз висела на волоске, о чем уже сказано в предыдущих главах книги. Несколько раз мы буквально прошли по лезвию ножа. Масштаб сопротивления и, соответственно, масштаб противостояния никак не предполагали режима пространных околонаучных дискуссий. В такой ситуации вдаваться в рассуждения о том, а какой именно капитализм нам нужен — “шведский” или “американский”, было бы большой наивностью. И любимая многими нашими политиками так называемая проблема использования китайского опыта — все это дичь и чушь, если иметь в виду российскую действительность тех лет.

Кстати сказать, вскоре после ухода из правительства Виктор Степанович Черномырдин тоже заговорил о том, что вот, мол, мы выбрали американский путь, а он — “неправильный”. Нужно было германский... Во-первых, очень сожалею, что он ни разу не поднимал эту тему, будучи премьером. Во-вторых, по существу: насчет германского пути не согласен. Нам вообще было не до выбора пути. У нас была одна проблема: все, что способствовало отрыву страны от коммунизма; все, что помогало уничтожить основы коммунистической идеологии и коммунистического режима в стране, — все должно быть сделано настолько, насколько это возможно.

Вообще, по моему глубокому убеждению, все разговоры про “правильность” германской, шведской, австрийской моделей (предполагается сильное вмешательство государства в экономическую жизнь) и яростное противопоставление этих схем модели американской (роль государства в регулировании экономики сведена к минимуму) чаще всего носили в России неконцептуальный характер, но использовались лоббирующими группировками в сугубо утилитарных целях. Была задача: утащить львиную долю государственной собственности через сомнительные холдинги и фиктивные финансово-промышленные группы — без правил, конкурсов и законов. Понудить же государство к созданию таких холдингов и групп пытались самыми разными путями, в том числе и с помощью псевдонаучных рассуждений про шведские и немецкие модели.