Анатолий Чубайс - Приватизация по-российски

Еще бы! “Ростсельмаш” — гигантское предприятие; 110 тысяч работающих. С семьями — все 300. Но дело даже не в масштабе предприятия. Сама фигура очень колоритная, очень сильная: Герой соцтруда, он был вхож во все высокие московские кабинеты. С ним считались. К нему прислушивались. И вот такого человека мы заполучили своим стойким оппонентом.

Проблемы начались сразу: приватизироваться надо — Песков не хочет приватизироваться. Разгосударствление “Ростсельмаша” пробивали с трудом, с боями. Однако дальше всякие реформы на заводе застопорились. И так и сяк уговариваем Пескова: давай хоть какой-то бизнес-план, давай вторичную эмиссию, давай иностранного инвестора, давай избавляться от ненужной соцсферы, менять профиль продукции. Ну хоть что-то давай делать! Он — ничего, никаких шевелений. Ноль полный, абсолютный ноль! И только одна песня: “Село погибает, селу нужно помочь, государство должно выделить деньги на комбайны!”

Пытаемся объяснять: “Это невозможно. Сегодня — дай денег сделать комбайны. Завтра — дай денег продать комбайны. Потом — дай денег на эксплуатацию комбайнов. Следом — покрыть убытки. Так жить нельзя”. Никакой реакции. Полное непонимание.

Приезжал я туда. Тяжелейшее впечатление осталось. Мы им: “Это — тупик. Рано или поздно придется делать то, что мы говорим. Но только затраты будут уже несоизмеримы.” Они — свое: “Дай денег”!

И выбивал-таки Песков! Ого-го сколько выбивал из государства! За 1992—1995 годы он получил дотаций чуть ли ни столько же, сколько все остальные предприятия страны вместе взятые. Но деньги, как известно, имеют обыкновение кончаться. К тому же в 95-м всем уже стало понятно, что на “Ростсельмаше” — тупик полный, требуется хирургическое вмешательство.

Тогда я говорю ему: “Банкротить будем. Уходи”. И он, здоровый мужик, все повидавший в своей жизни, залил мне весь стол слезами — не в фигуральном, а в буквальном смысле: “Ради Бога, до пенсии осталось полгода... Дети, жена, внуки... Это позор на всю жизнь. Я не переживу...”

Страшно тяжелый был разговор. В общем, дали мы ему доработать до пенсии. В конце 1996 года Песков ушел и поставил вместо себя нового директора — человека с такими же взглядами, но гораздо более слабого. Продержался тот менее года, потом и его пришлось менять. И вот только сейчас, может быть, что-то там начинает налаживаться.

Но семь лет потеряно полностью. Производство упало раз в десять. Чем они там численность поддерживают, я вообще не понимаю. Задержка по зарплате — многомесячная и постоянная. Бюджетных денег закачано немерено, а ведь с долгами когда-то придется расплачиваться. Вылезать из всего из этого как?

Конечно, чем раньше удавалось вмешиваться в подобного рода ситуации, чем быстрее получалось отстранять от управления активных противников приватизации, тем меньший урон наносился производству, тем быстрее шло выздоровление.

Хорошо помню схватку с бывшим директором Воронежского машиностроительного завода товарищем Костиным. Костин — яркая личность. Выступать он умел зажигательно: “Долой реформы и реформаторов! Виновных в геноциде русского народа — под суд! Хотим остаться в госсобственности! Дайте денег!” И предприятие он разваливал не менее успешно. Правда, в воронежскую ситуацию нам удалось вмешаться гораздо раньше, чем в ситуацию с “Ростсельмашем” или с “Русским дизелем”. Уже к концу 1993 года Костина сняли с работы. Новым директором стал бывший главный инженер, человек с совершенно другим менталитетом.

И вот попал я на Воронежский машиностроительный четыре года спустя. На предприятии — полный порядок. Проведена реструктуризация производства. Притянуты крупномасштабные финансовые ресурсы, налажены контакты с иностранными инвесторами из пяти различных государств. Доля госзаказа сокращена с 60 до 10 процентов. На хорошем уровне поддерживается средняя зарплата. Бухучет — по мировым стандартам. Вот что значит: одного борца за госсобственность вовремя удалось выкинуть. Правда, товарищ Костин теперь руководит в другом месте. Он — председатель комитета по конверсии, депутат Госдумы от КПРФ, яростный противник приватизации, естественно.

Может быть, именно потому, что люди типа Костина занимают ответственные государственные посты и получают доступ к принятию решений в сфере экономики, государству чрезвычайно тяжело и крайне редко удается снимать несостоятельных директоров на тех предприятиях, где у него остается контроль. Удачный пример со своевременным отстранением директора Воронежского машиностроительного завода на самом деле — большая редкость. Вообще таких примеров можно насчитать единицы. Ну, Костин, ну, Филатов с “Норильского никеля”.