Майкл Каннингем - Плоть и кровь

Усталости он не ощущал и потому, отклонившись от привычного пути, прошел четыре квартала, чтобы выпить пива и посмотреть на женщин-бильярдисток. Он стоял в сумрачном желтом тепле бара, ощущая благодарность к этому месту и наблюдая за тем, как женщины готовят стол к игре. Компания их обладала здесь печальной известностью: никто так и не смог обыграть их. Да никто уже и не пытался, мужчины просто потягивали выпивку и наблюдали за тем, как женщины обыгрывают друг дружку. За дальним концом стойки, в смежной комнате, несколько упорных существ танцевали под звуки «Юноши из городка», хотя в холодные, будние апрельские вечера даже диск-жокей глядел человеком, ни в какую музыку не верящим. Тонкая женщина в черных джинсах ударила по шару с цифрой 2, и он понесся, вращаясь, к угловой лузе, создавая по пути ощущение рождающегося прямо на ваших глазах безупречного мастерства. Вилл сказал что-то одобрительное мужчине, который стоял рядом с ним, мужчина ответил ему чем-то не менее одобрительным. Здесь никто не задумывался о том, кто с кем должен заговаривать первым. Это ни для кого значения не имело.

— Здорово играют.

— Потрясающе.

— Всегда хотел хорошо играть в бильярд.

— А я иногда забываю, что играть-то и вовсе не умею. И начинаю вышагивать, будто заправский бильярдист. Перенимаю его походку.

— А какая, собственно, походка у заправских бильярдистов?

— Ну, знаете… уверенная. Вальяжная. Слегка косолапая, быть может.

— Амбициозное стремление. Я-то по большей части стараюсь не упасть на ходу.

— Я как раз и упал по дороге сюда. Зацепился ногой за пустое место, бугорчик на асфальте — высотой в одну шестнадцатую дюйма. И как раз потому, что вышагивал, как заправский бильярдист.

— Упали?

— Споткнулся и упал. А кругом люди. И знаете, я в таких случаях никогда не понимаю, как мне себя вести. Не могу решить. Просто пойти дальше, сделав вид, что ничего со мной не случилось? Улыбнуться и покачать головой? Оглянуться на то, обо что я споткнулся?

— Ну, всегда же можно просто сидеть на тротуаре и плакать.

— Да, пожалуй.

Женщина в черных джинсах щелкнула кием по шару 6, и тот, ударив по шару 10, послал его в лузу.

— Похоже, запас умных тем для беседы я исчерпал, — сказал мужчина.

— Я тоже, — ответил Вилл.

Его звали Гарри. Он не был ни красивым, ни невзрачным. Жилистые тонкие руки, вихор на лбу. Подвижное лицо, глаза с желтыми крапинами, две складки по сторонам рта. Ему было сорок лет, на сорок он и выглядел. Имя Гарри ему шло. Самое правильное имя для обладателя взъерошенных волос, очков в черной оправе и зада, аккуратно смещавшегося в мешковатых, мятых шерстяных брюках.

Они допили пиво и вышли из бара вместе, не договорившись о том, что станут делать дальше. Вилл уже приустал от хорошеньких юношей, но все еще оставался неравнодушным к ним, хоть и питал что-то вроде оцепенелого желания от них отдохнуть. Он шел с Гарри по темным, влажным улицам, и Гарри не казался ему ни привлекательным, ни отталкивающим.

— Мне туда, — сказал Гарри.

Они стояли на углу. Капли дождя облекались ореолами света, на асфальте сияли мазки неона. Гарри снял очки, протер их полой куртки.

— Вы не думаете, что нам стоило бы обменяться телефонными номерами? — спросил Вилл.

Может быть, они подружатся. Переспят и станут друзьями.

— Да. Думаю, стоило бы.

— Только у меня ручки нет.

— И у меня, по-моему, тоже.

— Тогда, может, зайдем к вам?

— Не знаю. Я почти уж решил с мужчинами больше не спать.

— Вообще-то и я тоже, более-менее.

— Как-то смешно завязывать отношения с человеком, ложась с ним в постель еще до того, как выяснишь, живы ли его родители. Я, правда, не думаю, что у нас с вами завязываются какие-либо отношения.

— Угу.

— Я всякий раз надеюсь оказаться человеком спокойным, мужественным, грациозным. Да все как-то не получается, не оказываюсь.

— Пока мы с вами никаких ложных шагов не совершили.

— Тоже верно.

— Может быть, мы могли бы созвониться, встретиться где-нибудь?

— Это было бы замечательно.

— Вот и я так думаю.

— Если я продиктую вам мой номер, вы его запомните?

— Конечно.

— Да нет, не запомните. Ладно, пойдем ко мне.

— Думаете, это хорошая мысль?

— Нет, не думаю. И все же пойдем.

Гарри жил на втором этаже богатого дома. Он был кардиологом и играл на саксофоне. Голый, освещенный одной маленькой лампочкой, он выглядел щуплым, точно вырезанным из камня и почти безволосым. Спортивных залов Гарри не посещал. В юности он был жилист, быстр в движениях, а став мужчиной, обзавелся телом постаревшего акробата — с тонкими змеистыми мышцами рук и ног, с зарождающимся брюшком, округлым, жестким, скуповатым под плоскими квадратами грудных мышц. Вилл понял сразу: если что-то протянется за пределы этой ночи, он, Вилл, окажется в их паре красавцем мужчиной, а Гарри тем, кто будет со спокойным юмором отдавать должное его красоте. Мысль эта и понравилась ему, и показалась неприятной, что его удивило. Здесь, в этой квартире, обставленной дорогой, но какой-то случайной мебелью, он обратился в человека, у которого есть тело, но нет денег. А это было не то положение, в которое он хотел бы попасть.