Сергей Лукницкий - Веселенькая справедливость

- Ого! - воскликнул полковник.

- Здесь все, кто покупал или обменивал драго за деньги в последнюю неделю.

- Именно драго? Если мы только правильно друг друга поняли.

- Конечно.

- Но ведь сюда могли попасть и действительно больные люди для которых наркотик - лекарство.

- Вы просили всех.

Нестеров допил пиво, поблагодарил, взял странную пачку и откланялся. Слишком это было невероятно, но с таким списочком он нашел хорошую работу областным оперативникам.

Прогуливаясь, Нестеров вспоминал разговор с незнакомцем, или скорее ощущение от разговора и решил, что он сходит с ума. Но это было бы слишком просто и примитивно, и поэтому он, поддавшись магии внутреннего голоса, стал вникать в информацию о пришельце.

И чем больше он этим занимался, тем больше он понимал, что существует какая-то доселе не нащупанная связь между этой странной встречей и его визитом в эту область.

Присев на скамью на бульваре, Нестеров стал рассматривать листы, переданные ему при столь обыденных, а потому невероятных обстоятельствах.

Верхний лист пачки засветился, едва только Нестеров прикоснулся к нему пальцами. На нем появилось изображение пришельца.

Нестеров так сидел довольно долго, не отрывая руки от листа скорее в шоке, нежели в раздумьи. Он и не подозревал, что неведомые силы исследуют в этот момент его мозг, чувства, код нравственности. Не подозревал он и того, что сегодняшняя встреча не была случайной: Нестеров был заранее намечен как объект исследований, и поэтому случайностью встречи можно считать лишь то, что она произошла у пивного ларька…

Пришелец, как он представился Нестерову, залетел с планеты Ускоренных мелодий. Он рассказал полковнику, что любая мелодия - это кодированная информация, и что вполне поэтому резонно, что ее можно прослушать в два-три раза быстрее, чем обычно.

Он говорил еще много непонятного и таинственного, и земной Нестеров даже грешным делом подумал, а не из госбезопасности или не из спецотдела обкома ли его инопланетянин.

Нестеров устал и отправился в гостиницу, где добавил к пиву еще сто пятьдесят “Пшеничной” и отлично был накормлен Анной Михайловной.

Телевизор смотреть не хотелось, Анечка что-то шила, вдруг встала, чтобы его поцеловать, и случайно взглянула в окно.

- Коленька, иди скорей сюда, смотри, что там происходит?

Нестеров подошел к окну и взял жену за плечи.

-Ничего особенного, - он тряхнул головой, - это на площади устанавливают по просьбе трудящихся памятник вождю мирового пролетариата, другу всех угнетенных, товарищу Владимиру Ильичу Ленину.

- Коля, - делая серьезные глаза, спросила Анна Михайловна, - а что, в этом номере гостиницы, где остановился полковник из Москвы, нет микрофонов?

- Есть, конечно, - успокоил ее муж, - но вряд ли они работают. Вся энергия ушла вот на это. - И он показал в окно.

На следующий день утром Нестеров на работу не пошел. Он все еще изучал странные документы, которые передал ему неизвестный. Дважды звонили из прокуратуры и УВД, но он говорил резко и коротко: “Разбираюсь, надо будет приеду”, - и его оставляли в покое. Не пошел он и на пикничок, устраиваемый местным руководством. Он сидел один в номере гостиницы (Анна Михайловна отправилась за покупками) и пытался вызвать в себе то же состояние, которое ощущал вчера.

Он вспомнил про светящийся лист. Лист опять засветился, едва только Нестеров к нему прикоснулся снова.

Вновь завязалась молчаливая беседа, и продолжалась она до тех пор, пока Нестеров не почувствовал смертельную усталость.

3.

- Слушай, Нестеров, - областной прокурор был возбужден, как будто от него только что ушла любовница. Но Нестеров знал, что любовницы у прокурора нет и не может быть, даже не столько в силу возраста, сколько в силу партийных традиций, поэтому он сразу спросил:

- Что случилось Василий Игнатьевич?

- Что случилось, что случилось, - завопил в трубку прокурор, случилось то, что никогда не случалось. Какой-то хмырь, - он произнес это слово по слогам, вероятно, чтобы Нестеров лучше понял, - привязал нашего ответственного работника, между прочим, депутата, цепочкой к новому памятнику Ленину. Я не знаю, как ты это квалифицируешь, по двести шестой или двести двенадцатой, но думай сам… Но то, что парень уже второй день мучается у памятника, это безобразие. Между прочим, почему ты на работу не ходишь?

Нестеров выдержал паузу. Решил на второй вопрос не отвечать.

- Не понимаю вас, Василий Игнатьевич, как можно мучиться, стоя у памятника Ленину. Вы, по-моему, что-то не то сказали.