МИХАИЛ - СУПОСТАТКА

-Годится,- проронил Максим, уже засыпая.

21. Что делать?!

К ужину Максим не проснулся. Я не беспокоился: пусть отоспится всласть. Когда

ещѐ предстанет такая возможность.

Мы со Средой жили в прежнем режиме, разве что старались не производить

лишнего шума. И ещѐ я с большей нежностью и трепетом относился к Среде: под

сердцем у неѐ мой ребѐнок. Давно забытые чувства захлестнули меня целиком, и надо

76

сказать, они были какие-то особенные, точно это вообще будет первый мой ребѐнок,

поэтому и ощущения сильны своими новизной и первозданностью.

Едва набежали сумерки, я обратил внимание, что Среда едва на ногах держится.

Буквально силой пришлось уложить еѐ в постель, напоить укрепляющим чаем. Она всѐ

время хватала меня за руку, что-то пыталась сказать, но на волю вырывалось лишь одно

слово:

-Любый...

Собственно, еѐ мысли можно было прочесть на встревоженном лице: Бог взял мою

кровь, зачем? Он хочет смутить мою душу, чтобы я отлепилась от Мисааля? Почему?

Чем я не понравилась Богу? Если я буду противиться, он снова пришлѐт ту, злую Богиню

на лошади?

Лаской и нежностью мне удалось еѐ немного успокоить, и вскоре Среда заснула.

Я вышел, сел на крыльце. Почему-то дико захотелось курить.

Встал, прошѐлся по двору. Темнело, уже и первые звѐзды зажигались. Тихо,

безветренно.

У сеновала сидела Раечка, вскинув голову вверх. Я подошѐл. Повернула голову,

мявкнула.

-Что? - шѐпотом спросил. - Удивляешься, как можно столько спать? Твои

родственники, домашние кошки, дрыхнут гораздо больше.

Раечка фыркнула, точно хотела сказать, что я не о том веду речь. А о чѐм?

Раечка вновь напряжѐнно уставилась вверх. Я тоже посмотрел.

Сверху на нас упал сдавленный стон.

Раечка вскочила, метнулась к лестнице, но я уже опередил еѐ.

Максим метался в горячке, бессвязно что-то быстро говорил.

Не мыслю, как, но мне удалось взять его на руки и, буквально сбежать по лестнице

вниз, затем экспрессом понѐсся в баню. Специально протопил, думал: проснѐтся,

попарится от души...

В бане было горячо, я мгновенно вспотел. Положил Максима на полок. Зажѐг свечи.

Стал раздевать его. Максим продолжал метаться, что-то выкрикивая в бреду.

Раздев Максима, кинулся в дом за травами. Возвращаюсь: в предбаннике мечется

Раечка, фыркая раздражѐнно на жар, струящийся в неплотно прикрытую дверь.

Разделся под сверлящим взглядом Раечки, сунулся в баню.

Максим перестал метаться, но продолжал едва слышно сумбурно говорить.

Я запарил травы, нацедил в кружку, разбавил холодной водой. Приподняв голову

Максима, приставил край кружки к его губам. Судорожно, чисто механически, Максим

сделал глоток, другой. И обмяк.

-Алѐ, алѐ! Ты чего? Очнись!

Опустил его голову, похлопал по щекам. Максим открыл глаза, с натугой выдавил:

-Ещѐ жив... значит, успею...

-Что за разговоры! На вот допей. Сейчас попаришься и будешь, как огурчик.

-Протухший, - мрачно пошутил Максим, пытаясь приподняться.

Помог ему сесть, придерживал, пока допивал лекарство.

-Всѐ это... как мѐртвому припарки...

-Прекрати!

-Я знаю, что говорю... "Эма" проснулась... Хлебнула чистой органики... и

проснулась... До утра я не протяну... сожрѐт... Слушай внимательно... и не перебивай...

могу главное упустить...

Передохнув пару минут, Максим заговорил, быстро, без пауз, точно заученный текст

выдавал.

Мне следовало довершить его миссию. В Наденьке есть зелѐная клавиша, нажав еѐ,

я получу малюсенькую таблетку. Еѐ нужно проглотить. Это чип, он действует только в

живом организме. Со смертью Максима, его чип замолчит, Наденька автоматически

переключится на новый, на тот, что будет во мне.

Все свидетельства, документы находятся в файлах. Что не ясно, можно спросить

Наденьку, и получить чѐткий, ясный, исчерпывающий ответ.

77

Белая клавиша - текстовой вариант общения, оранжевая - голосовой...

Максим умер на полуслове. Начал "мен..."- и точно подавился, дѐрнулся всем телом, тяжело обвис на моих руках.

Я прижал его голову к груди, захлѐбываясь слезами и потом, завыл раненым зверем.

В предбаннике поддержала меня Раечка...

Вымытый Максим лежал на полке в остывающей бане. Я вынул заглушки, распахнул

настежь двери. Одевшись, обессилено опустился на порог. В голове стоял убийственный

звон, слѐзы лились ручьѐм, сердце будто зажали в тисках.

Рядом села Раечка, сочувствующе урчала, временами тянулась к лицу и слизывала