МИХАИЛ - СУПОСТАТКА

огорчимся.

Пока я переплѐл ведро, пока почерпал воду, подступили вечерние сумерки. Небо

затягивалось тучами, обещающими дождь. Ладно, рыбалка отменяется. Завтра с утречка

приду.

Неожиданно разболелось плечо. Глянул: здоровенный синяк расплылся по всему

плечу. Странно: камень-то был небольшой, да и одѐжка смягчила удар. Ноющая боль

спускалась вниз по руке, и вскоре достигла пальцев. Шевельнѐшь пальцем, а кажется,

дѐрнул нить, конец которой привязан к мышцам на плече, и - взрыв боли... Кретинка!

Видимо вложила в удар всю свою ненависть. Что б тебе...

Я не завершил мысль: рядом хрустнуло. Резко обернулся: в двух шагах от меня

стояла встревоженная Среда. Наверху, у спуска, застыла в позе классической копилки-

кошки Раечка.

Я торопливо стал натягивать рукав, морщась от боли.

Среда вдруг шагнула вплотную ко мне, ухватилась за рукав, потянула, вновь

обнажив плечо. Широко распахнув глаза, уставилась на синяк, затем осторожно

прикоснулась пальцами, вопросительно глянув мне в лицо: мол, как могло такое

случиться?

-Всѐ равно не поймѐшь. Есть у нас ненормальная соседка, русского языка не

понимает...

-Русь?- внезапно дѐрнулась Среда.

-Представь себе,- я свободной рукой похлопал себя по груди.- Я русский, и зовут

меня Михаил. А там, на острове моя землячка, у которой крыша дала течь.

67

-Русь?- повторила Среда со странной интонацией, и мягко протянула:- Мисааль?

-Ну, если тебе так удобно, пусть будет Мисааль. Значит, ты знаешь или слышала

про Русь... Уже тѐпленько: летописные времена, это не античные. Хотя, если по правде,

какая собственно разница.

Среда произнесла длинное напевное предложение, в котором гласные были

растянуты, а согласные точно обкусаны. Отдалѐнно напоминает финскую речь, вернее,

прибалтийскую.

-Хорошо бы то же самое, но по-русски.

-Русь, - повторила Среда, вздохнув.

-Всѐ ясно, что ничего не ясно. Ладно, девонька, побрели домой, пока ещѐ видно

тропу.

Дома меня дожидались уже готовая баня и отменный ужин. Его аппетитные запахи

гуляли по двору. Вдохнул - и, что называется, едва слюнками не захлебнулся. Но Среда

потянула меня в баню.

Из истории мы знаем, что в старину наши предки рожали в основном в бане. В этом

был не только физиологический аспект: расслабленность женского организма, ребѐнок

выходил из чрева в аналогичную среду - температура, влажность,- что, естественно, не

травмировало его слабенькие мозги. Был, видимо, и некий духовный смысл: выход в

Большой Мир через баню, через омовение Водой. Своеобразное крещение предков,

которое христиане слямзили (не секрет, что вся религия, вся мифология христианства -

чистейший плагиат), и свели к убогому обряду макания в купель...

К чему это я? К тому, что на исходе последнего дня сентября в неведомом веке в

бане родилось Большое Чувство!

Я прожжѐнный в прошлом бабник, гинеколог-акушер и отчасти циник, искушѐнный в

сотнях способов, вариантов, поз, был сражен, убит, раздавлен и... возрождѐн. Такой

трепетной страсти, такой ласки и нежности... я просто не представлял, что они могут быть

такими... дивно-всепоглощающими...

Позднее понял: я окунулся и пропитался до самой последней клеточки тела

Чистейшим Первозданным Чувством. Таким же чистым, как вода в реках, как воздух, не

ведавшие "прелестей" техногенной цивилизации. Там, в моѐм времени, даже чистое

чувство, подлинная любовь несли в себе свою таблицу Менделеева - загрязнения на

генетическом и духовно-нравственном уровне. Здесь же сама Природа, Богиня богинь,

приняла роды и благословила нас.

Когда-то я думал - и был твѐрдо убеждѐн,- что испытал все вехи счастья. Здесь, в

бане, с грустинкой констатировал: то были слабые потуги, имитация, Настоящее

подлинное Счастье я вкусил сейчас...

Потом мыли мы друг друга, и души наши растворялись в нежности. И не

существовали в эти часы девочка 15 лет из неизвестного рода-племени, и, по сути, мужик

35 лет, славянского происхождения-были только Мужчина и Женщина. Дети Природы,

благословлѐнные ею на союз, на слияние.

Уже ближе к полуночи мы уничтожили ещѐ теплый ужин (спасибо Слонику!), затем

Среда, лаская любящим взглядом, втѐрла мазь в моѐ больное плечо.

И легли мы в одну постель.

И состыковались две половинки, и слиплись, и стало одно целое.

И было оно божественно прекрасным.

17. Опять супостатка

Мы проснулись с первыми лучами, и ещѐ долго с упоением любились.