А мне всю жизнь приходится самой себе цветы дарить, кроме, разве что, восьмого марта и дня рождения.
Я прикупаю букет невысоких лилий, белых в рыжую крапинку, словно в конопушках, и совсем без удушающего запаха. У нас их называют "азиатками". Они на коротких ножках, в руке лежат удобно, и с учётом того, что в другой у меня - поводок, это существенно. В воду их, конечно, на пепелище не поставишь, но сколько пролежат - столько пролежат.
Второе Кольцо, караванное, я проскакиваю тихой мышкой, памятуя, что здесь достаточно всякого рода приезжих, в том числе и сынов Востока, больших любителей женского пола такой, как я, комплекции... Да, любителей достаточно. Но дама с собачкой, да ещё с букетом в руках, вызывает у похожих противоречивые чувства. Никто не рискует пригласить меня на свидание, и я миную этот участок пути беспрепятственно.
Рабочие слободки пусты, торговые ряды свернулись, лавочки и ларьки закрыты. Вечерняя пора... Кто не остался сидеть по домам, тот подался в сторону развлечений и культурного досуга.
Уже за квартал от Галиного дома начинает тянуть гарью.
Меня встречают целые, но закопченные стены, провалившаяся крыша и вспученная мостовая. Впрочем, именно по ней можно определить границу сферы, дальше которой огонь не пошёл: часть камней седая и пористая от бушевавшего недавно пламени, и рядом же, словно за границей невидимой окружности - абсолютно нетронутая территория. Гала не только обеспечила себе красивый уход, она подстраховала горожан от большой беды. Лето сухое, и неизвестно, сколько кварталов могло бы заняться от горящего дома, да ещё при хорошем ветре.
Скелет здания настороженно смотрит дырами окон, словно череп многоглазого великана. Это ничего, я не боюсь. Нет смысла - бояться призраков, старых домов и покойников, живые иногда бывают страшнее. Возле провала бывшей двери - десятки свечей, и горящих, и погасших. Пестрят фиалки, маргаритки, ромашки, маки... На самом пороге трогательно пристроены тряпичная кукла и потрепанный плюшевый медвежонок. Она помогала не только взрослым.
И её здесь любили.
Ещё один человек соприкоснулся со мной судьбой и ушёл навсегда, и я о нём больше ничего не узнаю.
Я слышу, как подъезжает всадник, различаю приближающиеся шаги и снова понимаю, кто это. Совпадение, или этот человек меня выслеживает? Впрочем, страха больше нет, ибо здесь, как на кладбище, нет места для вражды. Некромант, словно не замечая, проходит мимо и, преклонив колено, кладёт к бывшему порогу букет жёлтых хризантем. Его ладонь скользит над свечами, и те, что к тому времени погасли от ветра, загораются. Поколебавшись, я подхожу ближе и кладу рядом с остальными цветами свои лилии, Нора присаживается и ждёт, время от времени поводя носом. Хвост неподвижен.
Прихватив головку одной из хризантем, Мага встаёт, ощипывает и подбрасывает в воздух лепестки. Они подхватываются воздушным потоком и зависают вензелем "G" Махровая буква трепещет, но держится стойко. Изящный жест.
- Кто такой Волокитин? - спрашиваю, внезапно вспомнив последние Галины слова.
- Тебе зачем знать?
Мага не поворачивает головы. Я не обижаюсь: сама так же огрызалась сегодня.
- Она велела передать ему, что он сволочь.
- Сволочь и есть. Муж бывший. Галина проекция при смерти лежала, а супруг с её сестрой пытался развлечься. И потом, после похорон, долго развлекался. А я предупреждал: не лезь в иномирье, не смотри... Сама себя растравливала.
- Она могла заглянуть в наш мир? Как?
- Зачем тебе знать? - равнодушно повторяет он. - Побыла? Иди, не мешай. Мне с ней поговорить надо.
- А... - начинаю в замешательстве, но затыкаюсь. Он же Некромант. Для него общаться с мёртвыми - обыденность. Потихоньку пячусь, увлекая за собой Нору. Только при вызове духов не хватало мне присутствовать! При всём уважении к Гале - предпочитаю помнить её живой.
Отойдя за угол, мы с собакиным переглядываемся - и припускаем во все тяжкие, так, что оказываемся возле Васютиного дома через каких-то четверть часа.
Я открываю дверь и натыкаюсь на рассерженный взгляд сэра Майкла. Ой... я не вовремя? Невольно пячусь, но в какой-то момент до меня доходит: смотрит он не на меня, не я - причина гнева. Паладин до сих пор погружён в чужие воспоминания. Геля сидит у стола, ни жива, ни мертва, в лице ни кровинки, брови страдальчески заломлены; из судорожно сжатого кулачка провисает золотая цепь медальона. Янека не видно.
Что-то у них идёт не так... Потихоньку прикрываю за собой дверь и отступаю, а то вдруг собью настройку медальона? Но тут из оружейного сарая выглядывает Янек, Нора с радостным лаем кидается к нему. Я шиплю вслед: "Тише!", но поздно: тех, кто в доме, мы потревожили.
Читать дальше