Admin - i 77717a20ea2cf885

И я выкладываю всё. Как и почему пошли к Гале... - тут он осматривает мою зажившую ладонь, кивает, - как застали там сэра и Магу, про последние Галины часы... С момента, когда мы с ней остаёмся наедине, оборотник навостряет уши.

Останавливает, начинает расспрашивать.

- Она тебя за руки брала? - спрашивает. - Держала? Так, чтобы какие-то ощущения были, неприятные, необычные?

И я вспоминаю Галин хват, после которого боль от руки отдаёт прямо...

...в сердце...

- Мага тебя выспрашивал? Руки проверял? - пытает Аркадий.

Историю Гели он прогоняет в кратком изложении, а вот нашу с Магой недавнишнюю беседу вытягивает до мельчайших подробностей.

- Ну? Что ему от меня нужно? - спрашиваю в отчаянии.

- Дар ему нужен, Ваня. Тот самый, что тебе Гала втихаря от него передала. Ты же слышала, он до последнего её уговаривал, а она - ни в какую. Решила, должно быть, лучше тебе, чем ему... Вот он и бесится. Нужна ему эта ящерка.

- Какая ящерка?

И вдруг вспоминаю, из-за чего не так давно так ужаснулась, что даже Магину ауру сбросила.

- А та, что у тебя теперь вот здесь, - Аркадий выразительно стучит костяшками пальцев по моей левой груди. - Страшно ей, вот она и прячется.

Глава 12

Непроизвольно я хватаюсь за сердце. Поверить не могу! Но совсем недавно я сама его видела: странное существо, скрючившееся, как зародыш, с головой, лапками, хвостом... как оно там вообще поместилось? Бока у него ритмично подрагивали, словно оно дышало, и почему-то именно это перепугало меня больше всего.

- И что теперь? - спрашиваю в ужасе. - Я могу умереть, да? В любой момент?

Кто их знает, этих ящерок! Трепыхнётся слишком сильно, перекроет артерию - и хорошо, если в тот момент со мной рядом кто-то окажется, чтобы откачать. А доживу ли я вообще до утра? Богатое воображение играет со мной плохую шутку: я почти наяву слышу негромкое тиканье, как в часовом механизме. Бомба. У меня внутри - бомба.

- Погоди, - с досадой говорит Аркадий, - не накручивай себя раньше времени. Мнительная ты больно. Давай проведём переговоры, узнаем, что ей нужно.

- А как? Она же внутри.

- У меня почти такой, забыла? Родственник с родственником всегда договорится. Расстегнись-ка.

С ладони Аркадия скользит мне на грудь его личная ящерка. Блестит в лунном свете, как жиром намазанная, и я с некоторой брезгливостью ожидаю, что вот-вот она коснётся меня склизким брюшком... Но она сухая, гладкая и на удивление горячая. Бесцеремонно утаптывается поудобнее: гнездо, что ли, вить собралась? Подозреваю, вообще-то, что это мальчик, девочка так не наглела бы. И уплощается, словно утонув в моих глубинах. Только контур на коже остаётся, как татуировка.

Внезапно ойкаю. Такое ощущение... Нет, это только женщина понять сможет. Почти, как ребёнок толкается, только не в животе, а в грудной клетке. Я замираю, боясь пошевелиться.

Аркадий склоняет голову набок - в точности, как Нора, когда прислушивается. Делает знак, чтобы я помалкивала. Слегка напрягается, как будто от мысленного усилия, вслушивается. Брови его страдальчески поднимаются "домиком", на лице появляется жалостливое выражение. Машинально ерошит волосы, выуживает птичье перо, не глядя, отбрасывает, так же машинально кладёт ладонь мне на...

Да что ж так всех интересует сегодня моя грудь, и, главное, левая! Последний раз терплю, ей-богу!

Он, как и Мага, общается с тем, кто у меня внутри.

"Не бойся", угадываю по губам. "Она хорошая, не обидит. Не бойся, живи здесь, сколько хочешь..."

Что?

Это он о чём? Это кому? Впрочем, последнее и так понятно, а вот что это он моим драгоценным сердцем так распоряжается?

Он помавает пальцем, и снова у меня под рёбрами толкается мнимое дитя. Татуировка, вспучившись, обретает объём, наливается красками и ныряет в горсть оборотника, наподдав напоследок коготками задних лапок. Ещё парочки шрамов мне не хватало на добрую долгую память...

- Ваня, не ругайся, - говорит Аркадий без зазрения совести. - Я ей разрешил остаться, твоей гостье. Она ведь недавно чуть не умерла, ты учитывай, напугана была, когда её передавали, не соображала, что к чему, вот и нырнула поглубже.

Он опускает на стол лазоревого хамелеона размером не больше чайной ложки; тот сразу же отыскивает сахарницу и пытается в неё забраться. Точно помню, что на меня прыгала ящерка, откуда же взялось вот это чудо? Аркадий капает в блюдце остывший чай, пристраивает рядом кусочек сахара. Малыш жадно припадает к блюдцу и внезапно меняет цвет: верхняя половина становится в тон посуде, нижняя - под дубовую столешницу.