- Ждала, лапушка, - целует меня в макушку. - Погоди, Чёрта устрою, весь твой буду. Погоди.
Я, как собачон, следую за ним по пятам, пока он привязывает своего зверя, ослабляет подпругу, что-то там ему даёт... Чувствую, что начинаю ревновать даже к Чёрту! Спохватываюсь: голодный, поди? Он отмахивается.
- Ничего не нужно, голубка. С тобой приехал побыть немного. Уж скоро назад...
Сгребает меня в охапку - догадался, наконец - и несёт в дом.
- Назад? Скоро?
- Не думай, - отвечает. - Хоть час, да наш. Уж мы не упустим. Дай только пыль дорожную смыть, не могу ж я к тебе прямо с седла.
Он отстёгивает с перевязи меч - раз в пять тяжелее того, что сегодня выторговал у меня Аркадий. Стаскивает перевязь. Кольчуга на нём лёгкая с коротким рукавом, под кольчугой плотная вязаная безрукавка да рубаха. На запястьях - широченные нарукавники, он их как-то ловко отщёлкивает, те распадаются на половины, скрепленные незаметными снаружи петлями. Вот и вся броня. И справляемся мы с ней быстро.
- Попить что найдётся? - спрашивает, и я бегу за холодным морсом. У меня ж всё есть!
Когда, небрежно обмотавшись полотенцем, он выходит из ванной, меня кидает в жар. Подаю ему большую кружку, едва ли не литровую, он выпивает одним махом и, не глядя, отставляет куда-то за спину. Целует меня уже на полпути в горенку.
С мокрых волос и с бороды срываются капли мне на грудь, на живот. В ласках его и жар, и горечь. В последний раз мы любим друг друга, я это знаю...
Я провожу пальцами по чеканному лицу. Высокий лоб с двумя чуть намеченными морщинками, густые рыжеватые брови, красивый нос, твёрдые губы, может, чересчур полноватые и чувственные для мужчины; ямочка прячется под бородой. Запоминаю глаза тёмно-карие, почти вишнёвые, с лукавыми искорками. Он смешно морщится, ему щекотно.
- Васенька, - шепчу, - какой же ты у меня красивый. Не любила бы, - влюбилась прямо сейчас до помрачения. Где ж я раньше-то была? Что ж мы с тобой столько ночей потеряли?
- Молчи, - он закрывает мне рот поцелуем.
Свеча на столе потрескивает фитилём, выгорая.
Он гладит мне спину, руки его скользят ниже. Слегка обжимают больное место, и я, не сдержавшись, ойкаю.
- Это что ещё такое? - по голосу можно понять, что хмурится. Быстро разворачивает меня к себе спиной, обжигает взглядом все мои ушибы. - Чем это вы с Лориными девицами занимались?
И после моих робких объяснений только головой качает.
- Вишь, какая ты у меня нежная да деликатная. У них-то самих шкуры дубовые, а на тебе сразу всё пропечатывается. Погоди-ка.
Уходит, вскоре возвращается с небольшой баночкой в руках.
- Дай-ка намажу, - и начинает обрабатывать мои "раны". Мне и больно, и приятны его касания. - Просил же, осторожнее с этими девахами. Они, ежели в силе, сдержаться не могут... Прямо как я, - с неловкостью добавляет и, видимо, торопится сменить тему. - А как на реке было, спокойно? Степняки, слышал, где-то прорвались.
- Ну, - я мучительно соображаю: и врать не хочется, и всего не скажешь, чтоб не сердился, чего доброго, запретит Лоре меня приглашать. - Ну, прорвались несколько, так девчонки отбились в лёгкую. Дротиками закидали.
Его реакция неожиданно жёсткая:
- Пару дней дома посиди. Не хватало ещё, чтобы случайно подстрелили.
- Эй, - я удивлённо поднимаю голову: что это он распоряжается? - Ты же сам... - Хочу сказать: Ты же сам меня стрелять учил, неужто не отобьюсь? И нарываюсь на очередной поцелуй.
- И возражать не моги, - шепчет он, прервавшись. - На кухне сковородкам приказывай, а тут, в спальне, я главный. Уж смирись, лапушка, хоть на сегодня, хоть на сейчас.
Ох, умеет он уговаривать. А кто не смирился бы? Командуй, милый, я немного потерплю.
- Хоть бы ты ребёночка от меня понесла, - говорит он с тоской. - Хоть бы память тебе оставить...
Теперь уже я прерываю:
- Молчи!
Не будет никого, Вася. Но я тебя и так не забуду.
Ни о чём не спрошу. Пусть Аркадий твердит, что хочет, пусть голос мой внутренний робко вякает о каких-то там предчувствиях... Разгорается за окошком седьмой день, и чтобы пересчитать оставшиеся до отъезда, хватит пальцев на руке. Делай что должно, и будь что будет.
Главное - не уснуть. Проводить его хочу.
***
Я просыпаюсь одна и чуть не подвываю от досады. Да что же это такое! Почему меня смаривает в самых неподходящих местах и в самые ненужные моменты! Постель рядом со мной давно остыла. И браслет с моей руки снят, лежит рядом.
Машинально цепляю его на запястье, защёлкиваю. Привыкла я к нему. Подавив вздох, прислушиваюсь. Уехал? Или ещё здесь? Меча и одежды не видать.
Читать дальше