Москвин - Плоский мир

Пока Николай Петрович следовал за Гордеевым, тот все говорил ему:

-Возможно это и лучше, что вы все же настояли. Увидев ее, вы, быть может, откажетесь от моих услуг.

-Этого не будет в любом случае. Ты уже начал работу, и если портрет не подойдет для кабинета, я повешу его в доме.

-Хорошо… Сейчас вы увидите кое-что необычное. Подождите минуту.

Пройдя в плоскость комнаты, художник достал из квадрата своего чемодана средних размеров круглую картину, завернутую в белую ткань, и заслонил ею глаз Великовского.

-Вот, взгляните.

-Ох!.. – по тому, как сполз вниз крюкообразный подбородок Великовского, а открытый рот показал все шестнадцать зубов разом, (передние высветились штришками, резцы – треугольниками, остальные – квадратиками), - словом, по всему профилю можно было определить, что министр опешил.

-Ну как? Скажете что-нибудь еще?

-Э-э… у меня есть пара неотложных дел… Извини, я тебя оставлю…

Гордеев расхохотался. Он явно был удовлетворен произведенным впечатлением, а Великовский задвигал ногами так быстро, как только мог, - все трезвые размышления, которые только вертелись в плоском круге его головы, внезапно поглотило лишь одно желание – побыстрее ретироваться.

-Скажи только одно: ты все еще хочешь, чтобы я продолжал работу?

-Да… - обронил Великовский уже из желтого квадрата, коим являлся коридор.

Гордеев снова расхохотался, а потом тотчас же стал совершенно серьезным, - со стороны выглядело это так, как будто он заранее до доли секунды просчитал длительность своего смеха.

Глава 4

Гордеев опять работал всю ночь; плоский профиль его фигуры иногда закрывал собой добрую половину холста – длинная непроницаемая тень под правильным кругом лампочки, только четыре края портрета виднелись из-под тени – художник созерцал уже написанное, затем сходил с картины, брал кисть и, вытянув руку, принимался подправлять какую-нибудь деталь. Но все же, сколько бы он ни старался, каждый раз ему казалось, что он не выразил всего до конца, и когда это ощущение набирало особенную остроту, он приходил в невероятное возбуждение и начинал ходить влево и вправо или же вверх и вниз по квадрату комнаты; между тем, воздух за окном бледнел – приближался рассвет; художник, закрыв своею тенью окно, увидел небольшой, терявший черноту участок неба, и почувствовал сильную усталость, вдруг разом накатившую… «Пойду спать!». Он спустился в левый нижний угол комнаты – постель, находившаяся там, была хорошо различима.

Тонкая изломанная простыня белой кардиограммой защекотала ему локоть; приятное ласкающее ощущение волнами прибывало к плечу, а затем вниз, к спине, оно атаковало и как будто старалось усыпить.

Стук в оконную раму. Такой осторожный и глухой.

«Кто бы это мог быть?», - промелькнуло в затуманенном мозгу художника; он сошел с постели, чтобы найти на окно, - кардиограмма простыни зашелестела, задвигалась, - однако все же немного промедлил - из-за окна показался конверт, свалившийся затем в плоскость пола, и тут же Гордеев услышал быстрые удаляющиеся шаги.

Гордеев подошел к конверту и присел так, чтобы можно было нащупать его рукой. В конверте оказалась записка от некоего профессора Староверцева, университетского преподавателя, который приглашал его на обед в кафе.

«Зачем это?.. - он еще раз поводил головой по записке и остановился в раздумье, - ага, он пишет, что это очень важно и касается Великовского… но кто принес письмо?.. И зачем он залез на второй этаж? Ничего не понимаю, какие-то тайны…»

В полуденный час Гордеев вошел в небольшой ресторанчик, расположенный на другом конце города. Один из посетителей кафе – мужчина, вид которого был бы ничем непримечателен, если бы не неправильный треугольник носа и уж слишком потертый серый пиджак, поднялся из-за стола и закрыл собою Гордеева, а потом представился:

-Меня зовут Михаил Григорьевич Староверцев. А вы, как я понимаю, Гордеев?

-Да.

-Садитесь, мне необходимо с вами поговорить, это очень важно. Мне известно, что вы занимаетесь портретом Великовского и ищете преподавателя, который мог бы вам рассказать об этом человеке.

-Я уже нашел многих, и мне рассказали, - солгал Гордеев, вспоминая блуждания по собственному воображению.

-Я понимаю, но все же у меня есть для вас очень важные сведения.

-В таком случае, конечно, я готов выслушать.

Они сели за линию столика. Староверцев сказал:

-Я знаю, что вы уже успели поговорить с некоторыми людьми, и даже посетили министерство. Скажите, не заметили вы там чего-нибудь странного?