Томас Мертон - Дзэн и голодные птицы

Доктор Судзуки начал с этического аспекта дзэн, однако это не связано с особенностями мировоззрения отцов-пустынников. Скорее дело в том, что на ход диалога повлиял еще один, невидимый, собеседник. Летом 1959 года доктор Судзуки принял участие в восточно-западной конференции на Гавайях, где ему довелось столкнуться с этическими аргументами против дзэн. Поэтому свое эссе об отцах-пустынниках Судзуки начал со своего ответа на эти возражения. Поступив таким образом, он не отклонился от предмета, а затронул самую его суть. Таким образом, он смог сделать несколько очень тонких наблюдений, касающихся духовности пустынников, ее слабых и сильных сторон.

Тема, которую выделил доктор Судзуки, часто обсуждается на Западе. Я имею в виду «вопрос о науке и мудрости», который обсуждался томистами Маритеном и Жильсоном (Maritain, Gilson), хотя и в несколько более технических схоластических терминах. В патристической теологии это одна из самых древних и традиционных тем, которые были центральными в духовности св. Августина и всех его последователей, а также в писаниях греческих отцов. Она также была очень важной для александрийских писателей, которые создали интеллектуальную основу для духовности пустынников.

Однако самым интересным в эссе доктора Судзуки оказалось то, что в нем дзэнские понятия о пустоте, рассудке и т. д. соотнесены с библейской историей грехопадения Адама. Судзуки предлагает отождествить знание (knowledge) с неведением (ignorance), a также подлинную мудрость с невинностью, пустотой и таковостью . Именно таков был подход ранних христианских отцов, и хотя он во многих отношениях отличается от позиции доктора Судзуки, совпадений здесь намного больше, чем различий. Чтобы подчеркнуть это, я и включил в диалог свое эссе «Возвращение рая» — в котором идет речь о возвращении той чистоты, или пустоты, которая для ранних отцов была единением с божественным светом, рассматриваемым не как объект или вещь, а как божественная нищета, обогащающая и преображающая нас своей невинностью. Возвращение рая — это, выражаясь словами из Евангелия, открытие Царствия Небесного внутри нас в том смысле, в котором об этом всегда говорили христианские мистики. Речь идет об открытии человеком в чистой, неделимой простоте своего утерянного подобия Богу.

Надеюсь, что собранные здесь материалы помогут по достоинству оценить это эссе доктора Судзуки, которое является едва ли не самым важным из его последних трудов. Конечно, удивительно, что этот восточный ученый, обсуждая мировоззрение отцов-пустынников, уделяет столько внимания обсуждению противоположности невинности Адама в раю и знания добра и зла, которое стало причиной грехопадения. (Отметим, что невинности сопутствует мудрость, sapientia , или праджня , тогда как знанию добра и зла соответствует рациональное знание, scientia .) Важно, что в качестве исходного пункта для диалога Востока и Запада доктор Судзуки избрал не поверхностные проявления духовности пустынников (с ее аскетическими практиками и созерцательным одиночеством), а изначальный архетипический символ всей иудейско-христианской духовности — библейское повествование о грехопадении человека.

Дайсэцу Т. Судзуки

ЗНАНИЕ и НЕВИННОСТЬ

I

Когда я выступаю с лекцией о дзэн перед западной аудиторией, большинство представителей которой выросло в христианской традиции, меня, как правило, прежде всего спрашивают: «Что дзэн говорит о морали? Ведь если дзэн утверждает, что он выше моральных норм, то чему он учит нас, обычных смертных?»

Если я правильно понимаю христианство, для него главный моральный авторитет есть Бог, который дал Десять Заповедей. Нам говорят, что, если мы их как-то нарушим, в наказание мы будем преданы адскому пламени. Именно поэтому атеисты считаются опасными людьми, ведь у них нет Бога, и поэтому они не соблюдают моральные предписания. К последователям дзэн также относятся с подозрением, потому что у них нет Бога, который соответствовал бы христианскому Богу, и потому что они говорят о выходе за пределы дуализма добра и зла, правильного и неправильного, жизни и смерти, истины и заблуждения. Представление о социальных ценностях, столь глубоко укоренившееся в умах западных людей, тесно связано с религией, в результате чего они приходят к выводу, что религия и этика — это одно и то же, и поэтому этика ни в коем случае не может быть вторичной. Однако дзэн, по мнению многих, считает этику вторичной, и поэтому меня спрашивают: «Вы пишете: «Все моральные ценности и социальные условности проистекают из таковости , которая есть Пустота». Если это так, тогда разделение на «добро» и «зло» оказывается вторичным. И все же, что является критерием этого разделения? Другими словами, могу ли я — и если да, то как — вывести этику из онтологии дзэн-буддизма?» [23]